В кабинете Уинтропа горела одна настольная
лампа. Майлз изучал донесение. Рядом в ожидании дальнейших указаний стоял
молодой чиновник.
– И его голова была пробита, вы говорите?
– И сломана шея. Как у служанки в музее.
И у него украли все деньги. Правда, паспорт не взяли – он валялся рядом в луже.
– Усильте наблюдение за отелем. И
немедленно доставьте сюда графа Рутерфорда. Наплевать на то, что говорит его
сын. Мы знаем, что он в отеле. Мы видели, как он входил.
Эллиот выбрался на улицу через черный ход
одного из флигелей отеля. Он шел осторожно, стараясь переносить тяжесть на
здоровую правую ногу. Пересек погруженную во тьму автостоянку, направился к
старому Каиру и, отойдя от отеля на значительное расстояние, нанял кеб.
Джулия переоделась в платье и заперла за собой
дверь. Арабское одеяние было аккуратно свернуто. Она взяла его с собой в кеб, а
теперь засунула на дно гардероба, за чемодан.
В спальне Джулия сняла с полки шкафа небольшой
чемоданчик. Сколько вещей ей понадобится? Вещи теперь не имели никакого
значения. Значение имеет только свобода, свобода с Рамзесом. Надо как-то
выбираться из этой ужасной передряги.
Но что, если она никогда больше не увидит
этого человека, который свел на нет всю ее прошлую жизнь? К чему упаковывать
вещи, пока она не узнает, что произошло?
Эта мысль ошеломила Джулию. Она легла на
кровать, опустошенная, обессиленная.
Когда Рита вошла в спальню, Джулия тихо
плакала.
«Вавилон». Эллиот шел по извилистой каменной
улочке, и до него доносились звуки цимбал и барабанная дробь. Странно, но
именно в эти минуты он отчетливо вспомнил Лоуренса, своего любимого Лоуренса.
Он замер. Какой-то странный звук впереди
заставил его остановиться. Кто-то спрыгнул с крыши. Граф огляделся.
– Идите дальше, – сказал ему высокий
араб, в котором он узнал Рамзеса. – За углом есть бар, давайте встретимся
там. Там тихо. Зайдете первым и сядете за столик.
Эллиот даже ослабел – такое он почувствовал
облегчение. Не раздумывая, он подчинился. Что бы ни случилось, он больше не мог
в одиночку справляться с этим кошмаром. Рамсей наверняка знает, что делать.
Эллиот толкнул дверь маленького бара и вошел внутрь.
Расшитые бисером занавески, масляные
светильники, деревянные столики – обычная обстановка не слишком респектабельных
европейских баров. Невозмутимый мальчишка-официант протирал столик ветхой
тряпкой.
Высокий голубоглазый араб в красивом балахоне
сидел за крайним столиком, спиной к правой стене. Рамзес. Должно быть, он вошел
со двора.
Завсегдатаи высокомерно посматривали на
Эллиота, когда он пробирался к Рамзесу. Его чистая одежда казалась им
подозрительной. Но это беспокоило Эллиота меньше всего.
Он придвинул стул и сел справа от Рамзеса,
спиной к двери, выходящей во двор.
От коптящей лампочки пахло горелым маслом. В
руке у Рамзеса был зажат стакан. Еще один чистый стакан стоял на столе рядом с
бутылкой без этикетки.
– Где она? – спросил Рамзес.
– Я не собираюсь говорить вам, где
она, – ответил Эллиот.
– Да? Каковы тогда правила вашей игры?
Или я в любом случае останусь в проигрыше?
Эллиот некоторое время молчал. Он снова
подумал о своем решении. Стоит рискнуть. Ничего, минуту стыда он перетерпит. Он
откашлялся.
– Вы знаете, чего я хочу, – сказал
Эллиот. – Вы знали это с самого начала. Я поехал в Египет вовсе не для
того, чтобы блюсти девичью честь своей будущей невестки. Это абсурд.
– Я думал, вы благородный человек.
– Я таким и остался, хотя сегодня мне
пришлось стать свидетелем таких вещей, которые свели бы с ума даже монстра.
– Вам не следовало выслеживать меня в
музее. Эллиот кивнул, взял бутылку, откупорил ее и наполнил стакан. Виски. О
да! Он сделал большой глоток.
– Знаю, что не надо было идти за вами. На
такие глупости способны только очень молодые люди. Но что, если я опять мог бы
стать молодым… вечно молодым.
Он посмотрел на Рамзеса. Белое одеяние сделало
царя еще более величественным. В его облике было что-то библейское, более
значительное, чем сама жизнь. Однако голубые глаза покраснели: он очень устал,
измучился. Это было очевидно.
– Мне нужен эликсир, – вежливо
проговорил Эллиот. – Как только вы дадите его мне, как только я его выпью,
я тут же скажу вам, где она. И она перейдет в ваше распоряжение. Поверьте, я не
завидую вам. Я сделал для нее все, что мог.
– В каком она состоянии? Мне нужно знать
точно.
– Исцелилась, но не до конца Она очень
красива и в то же время отвратительна Она убила Генри и его любовницу –
египтянку Маленку.
Рамзес помолчал, потом снова заговорил:
– Выражаясь современным языком, молодой
Стратфорд получил по заслугам. Он убил своего дядю. Он пытался убить свою
кузину. Я вышел из гроба, чтобы остановить его. Он не лгал, когда рассказывал,
как я душил его.
Эллиот вздохнул. Он снова почувствовал
облегчение, будто тяжкая ноша свалилась с плеч, но ему было горько, очень
горько.
– Я догадывался… насчет Лоуренса. А вот
насчет Джулии даже не предполагал.
– Моими же ядами, – добавил Рамзес.
– Я любил Лоуренса Стратфорда, –
прошептал Эллиот. – Когда-то он был моим… любовником, а другом оставался
всегда.
Рамзес понимающе кивнул.
– Ей легко удавалось убивать? Как это
происходило?
– Она обладает поразительной силой. Я не
уверен, понимает ли она, что такое смерть. Она убила Генри, потому что тот
стрелял в нее из пистолета. Убила Маленку, потому что та испугалась ее и орала
не переставая. Им обоим она сломала шею. Точно так же она убила и уборщицу в
музее.
– Она разговаривает?
– Разговаривает, и вполне нормально. Она
училась английскому у меня, причем очень быстро впитывала слова, как губка Она
сказала мне, кто она. Но с головой у нее не в порядке. Она не понимает, где
находится, что с ней происходит. И очень страдает. Она страшно мучается из-за
огромных язв на теле; в ранах видны кости. Она испытывает физические и
душевные муки. – Эллиот сделал еще один глоток виски. – Ее тело
разрушено, и мозг тоже наверняка поврежден.
– Вы должны немедленно привести ее ко
мне!
