– Что?
Чашечка о блюдце звякнула, Илью бросило в жар – ощутил прикосновение. Скосив глаза, увидел – так и есть, рука Вики у него лежит на запястье. Пальцы тонкие…
– Ты вернёшься?
– О чём ты? Я никуда и не собиралась уезжать. Работы сейчас валом.
– Сюда, в ресторан.
Хотел спросить: «Ко мне вернёшься?» – но понял, что прозвучало бы по-идиотски через полчаса после знакомства.
Вика фыркнула.
– Глупости! Куда ж я денусь? В трёх минутах ходьбы нет больше ничего приличного кроме этой забегаловки. Да я каждый божий день здесь кормлюсь. Иногда вечером ещё заскакиваю перекусить, если домой идти тошно. В воскресенье только не бываю тут никогда.
– Почему?
– Ты странный. Что мне в выходной делать в офисе? Надо же и выспаться хоть раз в неделю. Ну, мне пора. Спасибо за кофе. До скорого.
Илья посмотрел на часы – без пяти час, – повернулся, чтобы сказать: «Две минуты есть ещё», – но получилось – говорить некому. Вика быстро шла к выходу. Отражение её на мгновение появилось в зеркалах под часами, потом створки раздвинулись перед нею.
Вавилов хватал воздух ртом, как живая рыба на разделочной доске.
Вика не оглянулась. Жерло тоннеля поглотило её, сошлись зеркальные двери.
– Не уходи, – с трудом выдавил из себя Вавилов. Потом новая мысль пришла в голову: «Куда? Куда она могла отсюда уйти?»
Он бросился следом. Влетел в тоннель. Никого. «Дальше, дальше», – подгонял он себя. Сунулся в кессон – там тоже было пусто.
– Дальше? – спросил он у одной из кессонных шторок. – Куда же дальше?
Все скафандры оказались на месте. Никаких следов, кроме тех, что оставил сам хозяин лунной закусочной, не было на коричневой пыли, тонким слоем устилавшей пол.
– Она в Перми. Так она говорила, – сообщил в пустоту Вавилов.
«В Перми, конечно, – ответил внутренний голос. – Как есть, так и говорила, я врать не люблю».
Илью нисколько не удивило, что внутренний собеседник голосом и манерой говорить напоминает новую знакомую.
– Но ты же была здесь. И я угощал тебя кофе.
«Была. Ты странный. Проверь, если хочешь».
Вавилов вернулся в зал. Собрал со стола на поднос грязную посуду: тарелку с остатками окрошки, ложку, затем от второго широкую тарелку, салатницу, вилку, нож, в последнюю очередь две кофейные чашки с мутной коричневой жижей на донцах, блюдца, чайные ложечки. Он отнёс всё это к стойке, машинально сунул в посудомойку, остановился, в нерешительности потирая лоб. Ещё одну придумал проверку, но надо ли? Лучше остаться один на один с иллюзией, чем…
«Проверь-проверь. Горькая правда лучше сладенького вранья».
– Да, Вика, ты права. Что-то я совсем в соплях своих запутался, – твёрдо сказал Илья и, набрав пароль, открыл лоток кассового автомата. Выгреб серебристые кругляшки, пересчитал. Позвенел ими в горсти, высыпал обратно. Со щелчком задвинул лоток и проговорил раздумчиво:
– Ещё пару миллионов таких дней – и затея окупится.
«Ни о чём, кроме денег, не думаешь».
– Да нет же, Вика! – горячо заговорил Илья. – Я не то совсем хотел сказать! Вечно ты не дослушаешь! И сразу – выводы. Хочешь знать, почему я здесь оказался?
«Я-то знаю. Но всё равно расскажи, если тебе хочется».
– Понимаешь, родом я из Перми. Ты ведь знаешь, как там у нас…
Илья Львович так увлёкся собственным жизнеописанием, что перестал обращать внимание на сотворённую им же самим ресторанную фонограмму. Говоря, оседлал один из высокорослых табуретов у стойки, голову иногда поворачивал вправо. Со стороны могло показаться, что он действительно болтает с девушкой, расположившейся на соседнем табурете, но смотреть со стороны на Вавилова было некому. Послеобеденное запустение воцарилось в лунном ресторане «BlinOk», призраки удалились по своим призрачным делам, экран большого телевизора был мёртв.
– Ещё три светлых… Ты видел, как он в угол!.. С тебя мачо, как с конуры дача… – бубнили голоса, но Вавилова это больше не раздражало, да и вообще не до них было. Вика оказалась прекрасной слушательницей.
«И что же ты решил?»
– Решил, я не я буду, если… – увлечённо рассказывал Илья, стараясь говорить правду, только правду и ничего кроме правды. Иногда на часы поглядывал, прикидывая, когда Вика явится, если тошно ей вечером будет возвращаться домой. Восемь вечера, девять…
– Тьфу ты, не в Перми же девять, а по среднеевропейскому! Или… Что за хрень получается с этим временем?
Не только со временем, но и с пространством получалась у Ильи Львовича чепуха. Отчаявшись дать правдоподобное объяснение тому, как жительница Перми оказывалась в его лунном заведении, и упрямо не желая считать встречу с нею плодом воспалённого воображения, Вавилов тянул с ужином. Когда стало понятно – не придёт она вечером, – успокоил себя таким соображением: видимо, вторая половина рабочего дня у переводчицы сложилась удачно, она устала и сразу же домой отправилась.
«Да. Ты знаешь, что-то клиенты меня сегодня замучили. Спать хочу, умираю».
– Спи, – шепнул Вавилов и, чтобы не мешать, вывел звук фонограммы на минимум.
Поужинал без вкуса, молча. Если бы спросили, что ел, затруднился бы с ответом. Ещё раз воровато заглянул в кассу – деньги были на месте. Захотелось наградить самого себя пощёчиной за неверие. Сдержался. Провёл по щетине ладонью. Можно было и утром побриться, но…
В спальне у кровати он не остановился, прошёл сразу в ванную. Придирчиво оглядел своё отражение, нашёл, что не всё так страшно, как казалось. Не борода, щетина. Дело поправимое. После бритья и купания глянул в зеркало ещё раз – результат ему понравился. Можно было бы и спать лечь, но…
Вавилов стоял перед разорённой двуспальной кроватью. В голову лезло всякое: завитки волос, мочка уха, между ключиц ямочка, и… прочее тоже, однако Илья вовремя опомнился.
– Не сходи с ума, – приказал он себе строго, после чего понял – исполнить приказание не получится, если прямо вот так вот разлечься под одеялом на двуспальной кровати.
Илья оделся, тщательным образом повязал галстук, прихватил с кровати одеяло и потащил его в зал. Нужно было придумать повод, пусть идиотский, любой.
– Чтобы не прозевать, когда придёт, – пояснил Илья, расстелил одеяло подле сдвижных зеркальных дверей, и лёг.
– Жёстко, – пожаловался он, ворочаясь на спине. – Сжалилась бы ты, Вика…
Но тут же прикусил язык. Она устала, хотела спать. Лежать на полу без сна не такое уж страшное мучение.
Страдания Вавилова скоро кончились, он провалился в сон, словно с головою нырнул в тёплую тёмную воду.
Проснулся так, будто его толкнули в бок, сел торчком.
