К слову, вылетевших по результатам первой сессии за неуспеваемость не оказалось: пусть и со второй попытки, но свой зачет получили все. Так что надежда Ивана, что кто-то из его старых недоброжелателей-афроамериканцев сделает по итогам экзаменов Школе ручкой, с треском провалилась. С другой стороны, не возникло никаких проблем и у Глеба, так что результат полугодия скорее следовало считать удовлетворительным.
Новый семестр естественным образом принес обнуление баллов, как в личном, так и в командном зачете. Снялось, наконец, и пилотажное проклятие, наложенное нардом Орном на Ивана с Глебом (а кроме них, как случайно выяснили друзья, еще и на Збигнева Мазовецки, отказавшегося запустить виртуальную боевую ракету в Вавельский кафедральный собор Кракова). Впрочем, надо признать, что Голицыну все это не слишком-то и помогло. Если Глеб и Пашка Хохлов с первого же ужина семестра вновь прочно оккупировали места за привилегированным столом, лучшим достижением Ивана по-прежнему была лишь девятая строчка в итоговой таблице.
Впрочем, не бывает ведь худа без добра. Зато в ресторанном зале он мог без помех продолжать садиться за один стол с Эммой. А перед ужином, выкроив в своем жестком расписании полчаса, они почти каждый день встречались с Маклеуд на вечно пустующей смотровой площадке. Удивительно, но марсианский пейзаж за стеклом почему-то не казался уже таким мрачным ни ему, ни ей.
А вот атмосфера внутри российской делегации, напротив, оставалась далекой от идеала. Хохлов своей обиды так и не забыл, а должность капитана «Варяга» по криску давала ему отличную возможность не дать забыть о ней и всем остальным.
Формально придраться было не к чему: капитан на поле – в игре ли, на тренировке ли – и царь, и Бог, и воинский начальник в одном лице, в любом вопросе и первое, и последнее слово – за ним. Решил капитан, что для отработки той или иной комбинации ему нужны конкретно вот этот и вот этот игроки, а, например, вот этот – даром не нужен – его право. Но как-то так вроде бы само собой вышло, что от отработки всех ключевых игровых взаимодействий Иван оказался отстранен. На резонный вопрос: «А мне-то что делать, пока вы тут все туда-сюда летаете?», следовал совет отрабатывать пока штрафные броски. Чем, собственно, Голицын и занимался теперь большую часть тренировки, возвращаясь по ее завершении в раздевалку даже толком не вспотев.
– Слышь, Паш, я, конечно, все понимаю, – не выдержал, наконец, Иван. До полуфинальной игры с «Конкордом» оставалось меньше двух недель, а в команде он по-прежнему оставался на положении какого-то изгоя. Единственный, кто охотно работал с ним в паре, был Глеб – но для этого друзьям приходилось приходить в зал дополнительно, выискивая свободные «окна». – Но чем строить из себя собаку на сене, ты бы лучше о команде подумал!
– Вона как ты запел! – ухмыльнулся Хохлов. – О команде! Много ты думал о команде, когда лишил нас десяти очков за фортификацию на финише семестра?
Голицын раздраженно цокнул языком.
– Опять ты за свое! Давай не путай свою личную шерсть с государственной! Тогда без очков остался только ты. Ты один! А в командном зачете – будь их даже действительно десять – никакой роли они бы уже не сыграли!
– Может, и не сыграли, но могли ведь и сыграть! – возразил Пашка.
– А хотя бы и так! – взъярился Голицын. – Ладно, пусть я такой негодяй, подвел делегацию, но ты-то у нас весь из себя положительный! Да? Зачем намеренно ослабляешь команду?
– А ты что, правда думаешь, что способен чем-то усилить нашу игру? – язвительно поинтересовался Хохлов. – Ошибаешься, дружок! Ты у нас только и можешь, что по своим воротам лупить! Нам такого нынче не надобно!
– Пашка, ты не прав! – поспешил вступиться за друга Глеб. – Ваня в прошлый раз еще и голевой пас отдал!
– Случайность! – отмахнулся капитан. – И вообще, не лезьте в вопросы тактики! Не вашего ума дело!
– Как же нам не лезть, если тактика априори проигрышная! – рявкнул Соколов.
– Что? – Пашка резко побледнел. – Что ты сказал?!
– Я сказал, что твоя тактика, построенная на личных обидах и симпатиях, ни к чему, кроме поражения, привести не может, – разжевывая каждое слово, проговорил Глеб. – Ты заставляешь нас биться впятером против шестерых, а это в лучшем случае – глупость!
– А в худшем?
– А в худшем – предательство! – отрезал Глеб.
– Та-ак… – негромко протянул Хохлов. – Понятно… Значит, бунт на корабле?
– Понимай как хочешь, – отрезал Соколов.
– Все слышали? – Пашка медленно обвел взглядом стоящую вокруг команду. – Капитану высказано недоверие! Ну что ж – дело ваше. Я за эту должность не держусь… – Резким движением он содрал с рукава своего К-комбинезона яркую квадратную наклейку и швырнул ее на пол. – Раз так – выбирайте нового. А я что, я могу и за воротами посидеть…
– Погоди, Паш, не горячись… – шагнув вперед, Сергей Меньшиков встал рядом с товарищем. – Никто пока тебя ниоткуда не смещал, – нагнувшись, он поднял с пола капитанскую наклейку и прилепил ее обратно на Пашкин комбинезон – вышло, правда, криво. – Ребята высказали свое мнение – это их право. Чего психовать-то?
– Голосуйте, – отрезал Хохлов, вновь пытаясь отскрести с рукава наклейку, но Меньшиков быстро прикрыл ее своей огромной ладонью, и пальцы Пашки лишь карикатурно проскребли по металлизированной ткани. – Считайте это вотумом доверия – чем угодно, но голосуйте. Я не могу работать, если считаю, что команда мне не доверяет!
– Отлично, голосуем! – поспешил ухватиться за это предложение Иван. – Кто за то, чтобы сместить Пашку с поста капитана – прошу поднять руки! – проговорил он, поднимая свою.
Глеб вскинул руку почти одновременно с другом. Климов дернулся было следом, но увидев, что остальные поддержать предложение не торопятся, остановился.
– Два голоса «за», – заключил Меньшиков. – Кто против? – его собственная рука была первой.
Помедлив секунду, примеру Сергея последовал Семак.
– Глупо менять капитана накануне игры, – словно оправдываясь перед кем-то, проговорил Климов. – Если он в чем-то ошибается – ему потом и отвечать…
– Кому от этого будет легче, когда мы продуем «Конкорду»? – выдавив усмешку, спросил Иван.
– Мы не продуем, – покачал головой Климов. – Мы выиграем! – резко заявил он, поднимая руку.
– Три голоса «против», – сосчитал Сергей. – А ты сам-то, Пашка, чего?
– Я прислушаюсь к мнению большинства, – патетически бросил Хохлов.
– Большинство голосов за то, чтобы оставить капитаном тебя, – сообщил Меньшиков, словно кому-то это до сих пор могло быть неясно.
– Ну что же, значит, я остаюсь, – соизволил вновь принять на себя бремя власти Пашка. Подцепив ногтем наклейку – Меньшиков свою руку уже убрал, – он снова ее оторвал и приклеил заново – на этот раз уже аккуратно. – А всех недовольных прошу засунуть свое неудовольствие… – последовал недвусмысленный адрес. – Команда решила, и кто теперь станет мутить воду – тот и есть предатель!
