— Что она сделает со Свежевателем? — спросила Джоанна.
Странник тихо засмеялся.
— Не думаю, что Свежевателю следует чего-нибудь бояться, чего не боялся раньше. По крайней мере сейчас Резчица миролюбива. Она мне сказала, что всегда считала, что Свежеватель сговаривается с Хранителем или Магнатом (или с обоими), и не удивилась, что они изо всех сил стараются манипулировать Невилом. А меня просила тебя поздравить, Равна.
— С чем?
— Скажи этой глупой Равне, что она на шаг приблизилась к пониманию, какая коварная эта угроза — Свежеватель, — вдруг произнес Странник голосом Резчицы. Скорее не имитация, а воспроизведение.
Равна поняла, что у нее отвисла челюсть.
— Так зачем было Свежевателю приходить сейчас ко мне с этой историей?
Странник пожал плечами:
— Резчица считает, что это просто садизм прежнего Свежевателя. В конце концов, подробностей он тебе не сообщил. Я лично не думаю, что Свежеватель-Тиратект на самом деле садист. Он только хочет быть садистом.
Джоанна от этого отмахнулась:
— Но если тут не только игры Свежевателя, если Хранитель действительно вертит Невилом…
Это замечание резко вернуло Странника на практическую почву. Он секунду помолчал, потом сказал серьезным голосом:
— Да. Пожалуй, ты права. Надо будет выжать из Свежевателя детали.
У Джоанны был несчастный вид:
— Мы знаем, что Невил — самоуверенный сукин сын, а вот Хранитель — монстр. Маленький мягонький политик вроде Невила против него шансов не имеет. Может быть… может быть, надо Невила предупредить? Бывают игры, в которые слишком опасно играть.
Глава 16
— Так что значит это слово — «карга»?
Белль одной мордой показала на страницу в книжке Тимора: «Сказки Старой Ньоры».
— Да я не знаю, — ответил Тимор, нахмурив лоб, как всегда, когда бывал озадачен. — Можем посмотреть в следующий раз, как на «Внеполосном» будем.
Когда она только познакомилась с этим представителем Детей, такой вопрос вызвал бы приступ паники. Глаза бы у Тимора полезли на лоб от ужаса, когда он бы понял, что не может сразу дать ответа на вопрос. Лучшее доказательство для Белль, что эти самые люди когда-то были чем-то вроде всезнающих.
Теперешний Тимор, столкнувшись с таким вопросом, спросил бы кого-нибудь, или пошел бы в общедоступное место на борту корабля, или соорудил бы ответ из подручных материалов. Сейчас он листал книгу туда-сюда, ловкие человеческие пальцы переворачивали страницы.
— Вот, смотри, — сказал он. — Вот тут, на тринадцатой странице, мудрый археолог говорит про даму, которую на предыдущей странице назвали «каргой». Он говорит, что она «бель-дам».
— Белль значит «красивая», — сказала Белль. Это было ее взятое имя — одно из первых, выбранное себе стаей на человеческом языке. Храбрый был поступок, тем более что это было сразу после того, как ее вышибли из кабинета министров Резчицы, и ее имя «Мудрый Королевский Советник» стало звучать издевкой.
Тимор скривил рот в улыбке.
— Знаю. Адама она потому, что так называли женщин при Дворе короля. Так написано в сказке «Принцесса и болотные лилии». Значит, «бельдам» — это красивая придворная женщина.
— Вот как.
Может, она могла бы стать «Бельдам» или даже «Карга Бельдам». Это красиво звучало бы в аккордах и трелях.
Она стала размышлять об открывающихся возможностях, а Тимор продолжал читать сказку вслух. Было время, когда Белль всерьез училась по таким книгам — две королевы печатали их массово. Такие позволяли ей понять хитроумные планы Равны Бергсндот. Еще до ее низложения.
А в этой вот книжке сказки, если отвлечься от противной тропической обстановки и неизбежных человеческих странностей, очень похожи на народные сказки Стальных Когтей. Равна в своих речах то и дело поминала Ньору, утверждая, что именно по этому образцу старается действовать здесь, и это подстегивало интерес Белль к книжкам о Ньоре. Но хотя Тимору эта последняя книга и нравилась, оказалось, что она откровенно выдумана. Подслушивая разговоры других Детей, Белль постепенно поняла, насколько глупа Равна Бергсндот. История Ньоры для нее значила что-то очень серьезное, а для Детей — не больше чем любой миф из этой вот книжки. Если бы кто-нибудь спросил Белль (Каргу Бельдам, еще красивее звучит), она бы ответила, что Равна Бергсндот движется к своему падению.
Которое и произошло.
Одна была большая разница между Равной и Белль: Равна все еще живет почти во дворце. Белль постепенно поняла, какая за этим стоит политика. Придет время, когда Невил Сторхерте уже не сможет не замечать Белль и ее Тимора…
— Мне жаль, что у слова «карга» оказалось такое значение, — сказал Тимор, закрывая книгу и протягивая руку, чтобы обнять Белль за ближайшие плечи. — Еще одну сказку прочитаем?
Обычно Белль больше внимания обращала на то, что говорит это Дитя. Но все, что сейчас помнили любые ее элементы, — как Тимор ее оглядывал по кругу минут пять назад, когда она углубилась в свои мысли. Тимор мог трещать часами о том и о сем, даже когда не читал вслух. Это было ненатурально (по крайней мере для Стальных Когтей): говорить о стольких разных вещах и не издавать даже малейшего мыслезвука. На миг она подумала, не сознаться ли, что не слушала. Иногда, кажется, он об этом догадывался. Но нет. Лучше потом забраться сюда, когда он заснет, и узнать, что же такое эта самая «карга». Может, надо будет сегодня прочесть всю эту книгу и закрыть вопрос. Но тогда следующие несколько вечеров придется всерьез скучать.
Снаружи по улице грохотало что-то большое. По звуку судя, упряжка из шести керхогов тащит несколько телег. Что-то должно быть действительно большое, раз слышно через шумопоглощающие стены. Слышались резкие скрипы и звонкие щелчки, будто колеса фургонов швырялись щебенкой в стены домов. Их маленький дом стоял на окраине города, прямо на Буксирном Пути. Когда улицу только построили, Белль подумала, что у Резчицы имперское безумие: так широка и так идеально выровнена была дорога. Теперь, зная, какие грузы по ней идут в Береговую гавань, Белль признавалась (себе), что у нее мнение переменилось.
Она лениво подумала, что надо бы выйти на улицу да наорать на погонщиков. Но вместо этого занялась кое-чем более практичным.
— Тимор, ты не считаешь, что это несправедливо? Почему мы с тобой живем в этой лачуге?
Наплевать, что здесь можно сделать светло и тепло одним движением лапы, даже в северную зиму. Наплевать, что здесь уютнее и удобнее, чем было в любом королевском дворце до прилета Детей Неба. Сравнение с некоторыми другими — вот что делало это обиталище нищей лачугой.
Тимор погладил ее по плечам, желая успокоить. Странно: он уже с ней так давно, что это и правда успокаивает. Белль попыталась отмести эту мысль. Он должен возмущаться этим положением даже больше, чем она. Белль привалила огромная удача иметь собственного человека. И огромной неудачей оказалось, что Тимор Ристлинг — самое неприхотливое, самое спокойное и самое разумное создание из всех, кого она в жизни знала.
