Я видел, как она ожесточенно сжала кулачки в меховых рукавицах.
— Если бы не они, все остались бы живы, — прошептала она. — И мне не пришлось бы лететь к тебе, Николай.
— Я бы, пожалуй, как-нибудь пережил, — усмехнулся Шадрин.
— А я бы — нет, — ответила Тайна. И я впервые не сумел понять смысла ее слов.
Прежде чем отправиться дальше, Шадрин пригласил нас обратно на борт вертолета и разлил из огромного термоса в не менее огромные чашки дымящуюся, ароматную красную жидкость. Оказалось — компот из кизила и боярышника с медом.
Также мы с Тайной получили по внушительному бутерброду со свежайшей бужениной.
— Огромное вам спасибо, Коля! — Горячо поблагодарил я. Перед лицом лютой беллонской стужи и компот, и бутерброд были как нельзя кстати.
— Это Сереге спасибо, понавез с Ружены деликатесов, — сказал Шадрин. — И, кстати, вам. Потому что вы летели с ним и вам, получается, принадлежит доля в грузе… По старинному морскому праву.
Мы с Тайной улыбнулись.
Внезапно где-то в стороне от нашего овеваемого поземкой вертолета с приглушенным гулом прошла пара тяжелых летательных аппаратов.
Вглядевшись в белесую мглу, я рассмотрел продолговатые темные туши. Тоже вертолеты, но не в пример нашему В-19 — огромные. Знаю, что в Конкордии подобные летающие бронтозавры именуются «Ченда», а вот как у нас — к стыду своему, запамятовал.
— Это? Это «Перуны», — не глядя в иллюминатор, прокомментировал Шадрин.
— Чьи?
— Геостроевские. Тут всё геостроевское. Даже если вывеска абстрактная вроде какого-нибудь НИИ Экологии Глубокого Космоса…
— Так «Геострой» это же терраформирование, верно?
— Ну да. А что по-вашему, терраформирование это только гигатонные бомбы и тераджоульные лазеры?
— На большее мне фантазии не хватает.
— Лазеры тут на орбите тоже есть. Один особо монструозный как раз испытывать собираются. А «Перуны» в обеспечение этих испытаний поставлены. Они сейчас полконтинента сейсмическими датчиками засевают. А еще, — и тут Шадрин со значением посмотрел на Тайну, — «Перуны» ведут спин-резонансное сканирование. Чтобы иметь полную картину водяных слоев. Когда лазер с орбиты шарахнет, в грунтовых водах гидроудар пойдет. И очень интересно некоторым товарищам — мне вот, например, — посчитать какая доля грунтовых вод в заданном квадрате будет в итоге выброшена на поверхность…
— Так мы же можем их данные спин-резонансного сканирования… — начала Тайна, сообразив, к чему клонит Шадрин.
— Вот именно, — многозначительно поднял палец наш гид.
* * *
Наш с Тайной прилет на Беллону был разведкой боем. Но для каждого — своей.
Что до меня, то я первым делом связался с шефом. При всех его дуростях мужик он башковитый и наваристую тему чует за версту.
К моему удивлению, Сулимов кое-что знал об истории этой древней экспедиции «Звезды» с «Восходом». Он сразу задал пару уточняющих вопросов, весьма точно предугадав наши предстоящие действия.
В итоге шеф выписал мне недельные командировочные до Беллоны и обратно, затребовав оттуда пару корреспонденций на полсотни строк каждая и в обязательном порядке — аудиовизуалку с достопримечательностями местной фауны, каким-нибудь там хладом, будь он неладен.
В пароксизме энтузиазма и эйфории от предстоящего увлекательного вояжа с очаровательной девушкой я обещал ему целый десяток хладов. К самой Тайне в отрыве от ее амплуа космического Герострата Сулимов, как ни странно, не проявил особого интереса. Зато мелькнувшая в ходе нашего краткого обмена сообщениями фамилия инспектора Сазонова почему-то вызвала у шефа поистине жгучий интерес.
Мне даже показалось, что он не прочь знать об инспекторе всё возможное — от покроя одежды до алкогольных предпочтений. И теперь я чесал в затылке, впервые видя столь явный интерес плешивой легенды нашей репортерской профессии не к межзвездному преступнику и даже не к его жертве, а всего лишь — к преследователю.
Тайна же истово верила, что именно планета Беллона — ключ к разгадке исчезновения экспедиции двух звездолетов и последовавшего за тем глухого забвения, больше смахивающего на анафему. Ведь один звездолет так и не был найден, как не нашли тела самого Петра Надежина и большинства других членов экспедиции.
Исчезли, испарились, оставив лишь мерзлые тела своих товарищей — немых свидетелей неведомой нам трагедии.
«Фотонные звездолеты „Восход“ и „Звезда“ достигли окрестностей звезды Вольф 359 в 2161 г. — том самом году, когда свой первый экспериментальный полет совершил Х-звездолет „Магеллан“» — эту фразу из отчета госкомиссии я буквально заучил наизусть.
Дальнейшего маршрута «Звезды» никто не знал.
Когда сюда, в систему Вольф 359, в 2165 году добрался наконец Х-звездолет «Афанасий Никитин», именно он обнаружил на орбите Беллоны «Восход». Пустой и заброшенный, тот показался «никитинцам» летающей могилой, которую покинули даже сами покойники.
— Я должна знать, что было в его «черных ящиках», — как молитву постоянно твердила Тайна.
Я в свою очередь предполагал, что могли уцелеть и какие-нибудь вахтенные журналы, личные дневники космонавтов, погибших в ходе долгой зимовки.
Но ведь, по логике вещей, «черные ящики» с борта «Восхода» были сняты и изучены «никитинцами», да? Или кем? А заодно дневники всех тех, кто был найден мертвыми на зимовье?
А где, кстати, располагалось само зимовье роковой девятки космонавтов с «Восхода»?
Я огляделся.
Вокруг простиралась бескрайняя белая целина, лишь к западу тянулась гряда заснеженных холмов.
— Вон там.
Шадрин указал на приметный холм со, скажем так, наиболее угловатой геометрией.
Что ж, холм вполне подходил на роль исполинского надгробного камня, и я уже представил себе его фото в качестве иллюстрации к огромному заголовку будущей публикации в «Русском аргументе»:
ПОСЛЕДНИЙ ПРИЮТ СМЕЛЬЧАКОВ
А ниже жирной прописью:
Какие тайны первых звездопроходцев до сих пор скрывают ледяные пустыни Беллоны?
— Туда не сядешь — рельеф больно ломаный, — сухо пояснил Николай, блокируя все мои последующие предложения.
Оставалось брести пешком, благо было недалеко даже с учетом непрестанно дующего ветра. Шадрин выдал нам с Тайной по автоматической винтовке с приемистым магазином, и я сразу почувствовал себя увереннее, едва лишь пальцы легли на массивное, ладное цевье.
Строго говоря, кодекс профессии исстари запрещает журналисту иметь при себе оружие во время работы. Но кто же меня здесь увидит, кроме разве что хлада?
При мысли о снежном монстре я покрепче сжал винтовку, и мы побрели к холмам. Побрели, поминутно увязая в глубоком, спрессованном ветром снегу.
