Не верить собственным глазам я не мог. Ведь это я сам полчаса назад сбросил по предложению лаборанта в парсерную память пухлую папку, оставшуюся от моей стародавней командировки. Заметки, отчеты, фото, сканы выписок из документов… А теперь я один за другим открывал кусочки звуковых файлов с обрывками интервью, которые начинались и заканчивались на полуслове, куски своих фотографий, наброски информашек…
Приблизительно по этому методу предстояло сохранять и классифицировать то богатство, что ждало нас сотни лет в промерзшей земле Беллоны.
Мерно гудел двигатель грейдера, благо возвращались мы уже по расчищенной дороге.
Пригревшаяся в просторной кабине Тайна часто поглядывала в зеркало заднего вида на бодро ползущий за нами ГЭК. «Ботур» вообще не нуждался в дорогах, судя по тому широкому следу-каньону, который он без видимого усилия оставлял в плотных, слежавшихся сугробах.
Накануне мы втроем живо обсуждали, кому отдать на экспертизу то, что может оказаться на борту зонда. Я, понятное дело, больше склонялся к военным, благо личный опыт подсказывал: техническая сторона у них всегда на высоте, эти не утеряют ни крупинки информации. Моя спутница, однако, отнеслась к такой идее скептически.
— Нельзя все яйца держать в одной корзине, — категорически заявила Тайна. — Кроме того, военные — сторона заинтересованная. Если только они обнаружат в мозгах зонда хоть файлик, прямо или косвенно бросающий тень на их ведомство, — а я почему-то уверена, что таковые найдутся! — пиши пропало. По закону все предметы государственной собственности, обнаруженные в космическом пространстве, почве или водной среде, автоматически являются государственной же собственностью. Так что этот зондик у нас изымут в три секунды, и — адью!
Она звонко присвистнула, а я ухмыльнулся так криво, как умею только в предвидении назревающего конфликта с государственными органами. Что поделаешь, она права, и, ежели что, против закона не попрешь. Литая проза!
Один лишь Николай предпочел отмолчаться, пробубнив напоследок, что-де утро вечера мудренее. И мы разошлись спать по своим комнатам, так и не решив как поступать в случае чего.
Теперь Шадрин все так же помалкивал, смежив веки и мерно покачивая головой в такт ходу грейдера. Похоже, он целиком и полностью положился на авось и теперь смиренно ждал, что будет дальше.
Только мы подъехали к КПП армейской базы, как мои наихудшие предчувствия стали сбываться с пугающей быстротой. Ворота еще не успели до конца отъехать по массивной рельсе, а мы уже увидели представительную делегацию, встречавшую нас непонятно зачем.
Возглавлял ее командир части, тучный полковник с разлапистыми как еловые ветви пшеничными усами, которые у него беспрестанно шевелились, словно жили своей, обособленной жизнью. За его спиной теснилась свита старших офицеров, все в зимней парадной форме и серебрящихся инеем фуражках с дозволенными здешним артикулом меховыми наушниками.
Со стороны делегация напоминала странную компанию любителей военно-ролевых игр. Вероятно потому, что современные военные ассоциируются с несокрушимыми доспехами пилотских «Гранитов» и осназовских штурмовых экзоскелетов. В то время как вид обычного штаба обычной части в парадной форме сразу же отсылает на шестьсот-семьсот лет в прошлое.
И еще я почему-то сразу вспомнил о Сазонове. Этот охотник за осквернителями памятников вполне мог примчаться за Тайной на Беллону и, вполне вероятно, уже с ордером на арест.
Нечаев в мгновение ока вырос перед полковником и принялся быстро рапортовать. Его слов мы, сидящие в кабине, разумеется, расслышать не могли.
Мы выбрались из грейдера, над мотором которого густо шел пар, и направились к высокому начальству засвидетельствовать почтение и в то же время твердо заявить права на нашу находку. Однако усатый франт-полковник повел себя весьма странно.
На нас с Николаем он не обратил ни грамма внимания, но тут же со сладкой улыбкой попытался ухватить Тайну за лапку, одновременно склонившись перед ней в полупоклоне. То ли хотел молодцевато кивнуть, то ли запечатлеть учтивый поцелуй на ее теплой варежке, расшитой легкомысленными цветочками.
Лапку Тайна мгновенно отдернула. Однако тут же двулично нацепила на мордашку улыбку еще сахарнее полковничьей и вопросительно повела бровью.
— Добро пожаловать, Анна Александровна, в Пятый Отдельный инженерно-строительный полк войск связи, — нимало не смутясь, пропел усач. — Знаем, знаем, наслышаны, так сказать… Не желаете ли проследовать в расположение?
Я кисло поморщился от полковничьей лексики, но более всего меня озадачило, что усач о чем-то таком уже «наслышан» про Тайну до такой степени, что даже решил организовать ей торжественный прием.
Тайна же держалась молодцом. И виду не подав, она кратко представила нас офицерам, вслед за чем царственно оперлась на широкую как лопата полковничью длань в лайковой, не по погоде, перчатке. После чего боярыня Надежина грациозно отправилась в это самое «расположение», не преминув подмигнуть мне украдкой с самым нахальным видом.
Вот фифа!
Я оглянулся на Николая за поддержкой, но того и след простыл. Оставалось лишь пристроиться в хвост офицерской делегации (в авангард меня почему-то не пригласили).
Разгадка всей этой удивительной сцены последовала очень скоро.
Едва лишь Тайна с полковником и свитой поднялись на высокое штабное крыльцо — кажется, эта девица уже любезничала с бравым усачом напропалую! — как кто-то внезапно ухватил меня за рукав. Вот оно, военное коварство!
Я резко обернулся и опешил.
Передо мной стоял улыбающийся, краснорожий от морозца Шадрин. А рядом — удивительного, прямо таки невероятного вида товарищ, какого я и представить себе не мог на студеных беллонских просторах.
Невысокий и стройный, в безукоризненном черном пальто, не по-беллонски тонком, что называется, на рыбьем меху, и в черных сверкающих ботинках на узкой подошве. В довершение ко всей своей удивительной геометрии он еще и улыбнулся мне так тонко и проницательно, что я мгновенно понял: вот и главный здешний церемониймейстер, а полковник и свита — всего лишь статисты, действующие лица на сцене этого лощеного щеголя-режиссера.
— Весьма наслышан о вас, Константин Сергеевич, — приятным, чуть бархатистым голосом сообщил щеголь. Что-то было у него с лицом, какая-то легкая, неуловимая неправильность, с первого взгляда необъяснимая. — Регулярно слежу за вашими обзорами в «Русском аргументе» и должен заметить: инцидент на открытии мемориала в Громове вы расписали столь лаконично, но красочно, что я при чтении испытал подлинный эффект присутствия.
Та-а-а-к… Наш «Аргумент» он назвал правильно, стало быть, вхож в определенные сферы, близкие к СМИ. И вдобавок не просто успел прочесть мою корреспонденцию, а еще и выделил ее среди десятка последних публикаций минувших двух недель. Кто же он такой?!
— Да ты, Костян, не тушуйся, — по-свойски огрев меня по спине, хохотнул Шадрин. — Ты не гляди, что он эдаким франтом вырядился. Это ж мой старинный приятель и сродственник, Федяка.
