Утром я встала в восемь и сразу же позвонила в
поликлинику. Латунина принимала с девяти. Я быстро выпила кофе и на такси
отправилась в Западный район, где находилась поликлиника. В длинном коридоре с
кушетками, обитыми бордовой искусственной кожей, не было ни души. Я нашла дверь
с нужной мне табличкой и постучала, после чего открыла дверь.
— Здравствуйте, — кивнула мне
женщина, сидящая за столом. В кабинете она была одна, я не знала, полагалась ли
медсестра врачу-психиатру, но забеспокоилась, женщина выглядела молодой, лет
тридцати пяти от силы, а тетка говорила, что Латунина гораздо старше. —
Присаживайтесь, — кивнула она на стул напротив. Сомнения меня оставили,
она врач. Либо тетка перепутала фамилию, либо та Латунина и эта — однофамильцы.
— Простите, двадцать лет назад я лечилась
у психиатра с такой же фамилией, как у вас. Ведь вы Латунина?
— Да. Латунина Лариса Львовна, а вы,
скорее всего, лечились у моей мамы, Ольги Вениаминовны.
— Да-да. Именно так. Извините ради бога,
но у меня к ней дело. Вы не скажите, могу ли я с ней поговорить? По телефону
или при личной встрече. Это очень важно для меня.
— К сожалению, это невозможно, —
вздохнула Лариса Львовна. — Мама умерла восемь месяцев назад.
— Извините. Я не знала, — пробормотала
я, понятия не имея, что делать дальше. Я надеялась поговорить с врачом,
выяснить, что было правдой в моем сне. О чем я думала тогда, что чувствовала?
Господи, о чем может думать пятилетний ребенок? И все же я хотела знать. —
Простите, наверное, я спрашиваю глупости, но, как я уже сказала, для меня это
очень важно. Вдруг остались какие-то записи…
— А что, собственно, вас интересует?
— Двадцать лет назад меня преследовал
один сон, то есть это родители убедили меня в том, что мне снятся кошмары.
Теперь этот сон неожиданно вернулся, но я думаю, что это воспоминания. Я думаю,
что была свидетелем убийства, об этом я и собиралась поговорить с вашей
матерью.
— Я бы очень хотела вам помочь, но не в
силах этого сделать. То есть как практикующий врач я вам, конечно, помогу. Но
что касается бумаг… Выйдя на пенсию, мама собиралась писать книгу, у нее был
собран огромный материал. Но после ее смерти, когда потребовалось срочно
освободить ее квартиру, мы временно перевезли все бумаги на дачу. А дача
сгорела. Говорят, бомжи подожгли. Ничего не осталось. Только головешки.
— Ясно, — кивнула я. —
Извините. — Я поднялась и направилась к двери под испытующим взглядом
женщины. — Простите, — уже взявшись за ручку двери, спросила
я. — А может где-то сохраниться история болезни или что-то в этом роде? Я
не знаю, как это назвать правильно.
— Двадцать лет назад мама работала в
областной больнице. Двадцать лет — большой срок, но вполне возможно… обратитесь
к ним.
— Спасибо, — кивнула я и покинула
кабинет.
Я возвращалась домой пешком. Мне не удалось
поговорить с врачом, и я по-прежнему не знала, что я чувствовала двадцать лет
назад, но одно несомненно: я виновата в смерти Лены. «Я на тебя смотрю. Я тебя
вижу».
Автомобильный сигнал заставил меня вздрогнуть,
я резко обернулась и увидела машину, которая прижалась к тротуару. Левая
передняя дверь распахнулась, и появился Олег.
— Ульяна! — окликнул меня он и
широко улыбнулся. — Привет. Я тебе звонил, мобильный не отвечает.
— Я забыла его дома. Ты на работу?
— Побойся бога. У меня тоже бывают
выходные. Может, сходим куда-нибудь?
— Куда? — спросила я. Вопрос,
конечно, дурацкий, задала я его машинально, потому что думала о другом.
— Ну… не знаю. Можно в кафе или в кино. А
можно просто прогуляться по городу.
— Хорошо, идем в кафе, — точно
очнувшись, сказала я. — Угощу тебя кофе. Любишь капуччино?
— Я больше чай люблю, — засмеялся
он.
— Чай там тоже хороший, — кивнула
я. — Кафе в переулке, перегоняй туда машину.
Я свернула в переулок, Олег подъехал следом.
В маленьком кафе, которое я очень любила, мы
оказались единственными посетителями в этот час. Нам принесли наш заказ, я пила
капуччино и смотрела в окно.
— Ульяна, — начал Олег. — Я
вчера поговорил кое с кем об этих… несчастных случаях…
— Не надо, — не отрывая глаз от
окна, перебила я.
— Что не надо? — вроде бы растерялся
Олег.
— Ничего, — пожала я плечами. —
Это совсем не то, что ты думаешь.
— Что-то я не пойму. Объясни, пожалуйста.
— Я считала, что это убийства. Кто-то
сознательно доводит людей… Впрочем, ты знаешь, мы ведь говорили об этом. И я
считала, что возможная причина — предстоящие изменения в расстановке кадров.
Чушь какая… — Я невольно засмеялась и покачала головой. — Дело не в этом.
— А в чем? — нахмурился Олег, а я
поняла, как нелепо прозвучит то, что я собиралась ему сказать, вздохнула и
ответила уклончиво:
— У каждого из нас есть свой скелет в
шкафу. Мы старательно оберегаем свою тайну, прячем ее от людей, иногда сами о
ней забываем… — Я вдруг задумалась, глядя в окно. Я думала о Людмиле и ее
матери, Ольге и ее неродившемся ребенке.
— Эй, — усмехнулся Олег. — Что
с тобой?
— Извини, — вздохнула я, оглядываясь
с некоторым удивлением. — В общем, теперь я уверена, что это не имеет
никакого отношения к тому, кто будет начальником отдела. Мы никого не найдем.
— Постой. А парень в черном свитере? А
тот тип в подъезде?
— Его нет, — вздохнула я. — То
есть он, конечно, есть. Но его нет.
— Что-то слишком заумно для меня. Кто
есть и кого нет?
— Азазель. Он сам себя так назвал. Назови
это страхом расплаты. Какая разница? Спасибо тебе за то, что хотел мне помочь.
Но теперь я в помощи не нуждаюсь. Я сама.
— Что сама?
— Сама как-нибудь справлюсь. Милиция
здесь не поможет.
— А я не милиция. Я просто друг. Другу ты
можешь довериться?
— Наверное. Только… я не хотела бы тебя
разочаровывать.
— Так, — кивнул Олег, сосредоточенно
разглядывая мою физиономию. — У тебя этот самый скелет в шкафу тоже есть,
как я понял?
— Есть. Мне очень жаль, но нам не стоит
видеться.
— Из-за твоего скелета? — Олег
злился, хотя и пытался скрыть это.
