— Выброси! — крикнула я, отступая на
шаг. Анна схватила меня за руку.
— Стоп. Смотри на меня. Успокойся. Все,
что происходит с тобой, происходит вот здесь. — Она коснулась пальцами
моего лба. — Контролируй себя. Помни, если ты начнешь паниковать, тебе
одна дорога — в психушку. Ты ведь не хочешь быть кактусом? Отвечай, —
требовательно сказала она.
— Не хочу, — пробормотала я,
зажмурившись.
— Отлично. Открой глаза. Ты себя
контролируешь. Дыши ровнее. Картина висит на стене. Она изменилась. Почему, мы
не знаем.
— Не знаем, — эхом повторила я.
— И ты, и я это видим. Следовательно,
такое возможно. Вот и все.
— Возможно, чтобы картина сама
изменилась? — переспросила я.
— Но ведь она изменилась? Значит, это
возможно. В этом мире возможно все. Мы просто плохо его знаем.
Она разжала пальцы и выпустила мою руку. Я
растерянно смотрела на нее, не зная, что делать дальше. В конце концов
собралась с силами и перевела взгляд на картину с какой-то невероятной
надеждой, что все изменится и в руках девушки будет лотос. Теперь распятие
казалось зловещим, точно острие кинжала, нацеленное девушке в грудь.
— Но этого не может быть, — чуть не
плача, сказала я, мозг отказывался верить в происходящее.
— Может, — утвердительно кивнула
Анна. — Хотя тут дело вкуса: либо может, либо мы спятили. Мне нравится
первое.
— Это ты, — медленно произнесла
я. — Конечно, это ты. Ты подменила картину, ты…
— Разумеется, это я, — спокойно
кивнула Анна. — У меня было что-нибудь в руках, когда я вошла в квартиру?
Нет. Предположим, я спрятала картину в одежде, тогда на бумаге должны быть
складки. Ты их видишь? Тоже нет. Лист такого формата по-другому не пронесешь.
Ты обращала внимание на картину, когда вернулась? — Она ждала ответа, и я
ответила:
— Нет.
— Следовательно, ее могли подменить и до
меня. Кто и как? Теперь главное: ты можешь меня выгнать и остаться одна. И
завтра, когда опять что-то произойдет… не так давно ты предлагала бороться
вместе, — устало вздохнула она.
— С кем?
— С дьяволом, злом, безумием. Назови как
хочешь. Ну так что скажешь теперь? Никто не обещал, что будет легко.
— Ты просто сумасшедшая, — не
выдержала я.
— Конечно. Я и не отрицаю. Только почему
ты видишь то же, что и я?
— Значит, я тоже сумасшедшая.
— Жаль, что ты меня не слушала. Все
здесь, — она вновь коснулась моего лба. — Это твой выбор.
Я шагнула к дивану, медленно опустилась на
него и уставилась на картину.
— Исходя из того, как ты реагируешь, я
делаю вывод: это у тебя первый раз, — вздохнула Анна, устраиваясь рядом.
— Что? — повернула я голову.
— Такие штуки. Ничего, привыкнешь.
Поначалу это всегда производит впечатление, а потом смиряешься.
— Ты хочешь, чтобы я поверила в…
— В очевидное, — кивнула она. —
Он есть. Что не так уж плохо. Во всем надо видеть хорошее. Оборотную сторону
медали. Потому что если есть он, значит, есть Бог. Теперь понимаешь? «С клятвой
говорит Господь Саваоф: как я помыслил, так и будет, как я определил, так и
состоится». Во всем промысел божий. И у каждого свой крестный путь. Вот мы им и
пойдем.
— Ты серьезно в это веришь? —
растерялась я.
— А как же иначе? Тем более что мне
ничего другого не остается. И тебе, судя по всему, тоже.
— Я пойду в милицию…
— Ага, — кивнула Анна. — Я тоже
ходила. И в конце концов загремела в психушку. Вера лучше, чем уколы, уж я-то
знаю. «Если будете иметь малую толику веры и скажете горе сдвинуться с места,
она сдвинется». Давай подумаем вот о чем, — деловито предложила она,
разглядывая картину. — Это можно считать знаком? Что он этой хренью хотел
сказать?
Странное дело, но этот ее тон успокаивал.
Самое невероятное, доверие к ней вернулось. Мне не хотелось гнать ее и
подозревать в злодействе тоже не хотелось. Теперь я понимала, что тот всплеск
гнева был актом отчаяния, желанием тут же найти виновного.
— Перевернутое распятие — сатанинский
символ, — пожала я плечами. — Хотя я в этих вещах несведуща.
— Какой-то сатанинский культ? А Пятое
Евангелие якобы написал сам сатана, теперь он хочет, чтобы мы его нашли. Что ж,
будем ждать дальнейших указаний, потому что, извини за бестолковость, мы
ничегошеньки не поняли. Так что расстарайся и уточни задание.
— Ты кому это говоришь? — хмыкнула
я.
— Кому-кому… ему. Эй, парень, —
возвысила она голос. — Ты сумел произвести впечатление, и мы едва не
переругались, что тебе должно быть на руку. А дальше что?
Я замерла, поймав себя на мысли, что ожидаю…
чего? Да чего угодно. Если бы вдруг к потолку взвились языки пламени и в них
явился сам враг рода человеческого, я бы, наверное, не удивилась, скорее это
вызвало бы удовлетворение. «Я точно спятила», — с тоской решила я.
Мы сидели и молчали, и, лишь случайно взглянув
на часы, я поняла, что прошло не меньше часа, а мы все сидим и пялимся на
картину.
— Кина не будет, — хмыкнула
Анна. — Надеюсь, на сегодня он выдохся. Давай спать. Завтра на работу.
— Ты уснешь? — не поверила я.
— Не знаю. Но попробовать стоит. Если
вдруг опять начнется, не паникуй. Помни, ты не кактус.
Я легла, сложила руки на животе, но закрыть
глаза боялась, Анна ворочалась, укладываясь на своей постели.
— Аня, — позвала я. — А у тебя
это часто бывает?
— Ага.
— Тоже картина?
— По-разному. Началось с фотки,
переворачивалась, зараза, как ты ее ни ставь.
Я вспомнила разговор с Ольгой и приподнялась
на локте.
— У девушки, про которую я тебе
рассказывала, тоже кто-то перевернул фотографию.
— Ничего удивительного. Я же говорю, он
постоянно повторяется. Да и то сказать, на пару тысяч лет никакой фантазии не
хватит. Дошло до того, что он сюжеты из фильмов тырит. Или сам же их и
нашептывает. Поди разберись. На то и великий путаник.
