— Довольно распространенное
мнение, — вновь кивнул Николай Иванович. — Очень подходит для
беллетристики. Давайте пофантазируем. Зачем врагу рода человеческого могло это
понадобиться? Вы знаете ответ? Лично я затрудняюсь даже предположить, какие у
него были к тому мотивы.
— Неудивительно, что
затрудняетесь, — хмыкнула Анна. — На то и сатана.
— Да-да, — охотно согласился
Платонов. — Однако меня больше привлекла иная версия. Вот,
взгляните. — Ловко управляясь с креслом, он подъехал к шкафу, что стоял у
стены, и достал из ящика толстую книгу. — Закон Божий, — пояснил
он. — Издание 1913 года. — Он подъехал к нам, положил книгу на стол,
сдвинув чашки в сторону, и открыл ее. — Все четыре Евангелия, как
известно, написаны через много лет после распятия Христа. Святой Иоанн
ознакомился с тремя из них и их одобрил. Затем ученики уговорили его составить
свое повествование о земной жизни Христа, что он и сделал. Довольно странно,
что в своих странствиях никто из двенадцати не потрудился записать притчи,
которыми так любил поучать Христос. Хотя среди них были люди образованные. В
Библии немало пророчеств, и за Христа принимали и Илию, и Иоанна Крестителя…
— Я не очень понимаю, куда вы
клоните, — начала я, но Анна меня перебила:
— Николай Иванович хочет сказать, что
кто-то еще при жизни Христа составил описание совершенных им чудес. Но по
какой-то причине они были забыты или утеряны.
— Или к ним было резко отрицательное
отношение из-за их автора, — весело добавил он.
— Вы считаете, что автор Пятого, то есть
Первого Евангелия — Иуда? — спросила Анна. — Вынуждена заметить, что
это тоже весьма расхожее мнение. Лично я читала три детектива — два переводных
и один отечественный, в которых речь шла о Пятом Евангелии, якобы написанном
Иудой.
— При чем здесь детективы? —
спросила я.
Николай Иванович на замечание Анны ответил
мягкой улыбкой:
— Это лишь говорит о том, что идея, так
сказать, витала в воздухе. А идеи на пустом месте не возникают, что-то им дает
толчок. В нашем случае загадочная цитата в книге в руках пятого евангелиста.
Если принять версию, что евангелист Иуда, то ее смысл вполне понятен.
— Только не для меня, — покачала я
головой. — По-вашему, Христос простил его и обещал ему царствие небесное?
— А если это не слова Христа? —
вкрадчиво заметил Николай Иванович.
— Тогда чьи?
— Пятого евангелиста, то есть Иуды.
— И он обвиняет Христа в
предательстве? — растерялась я.
— Христос сказал, что будет предан,
распят и воскреснет на третий день. Кто-то из учеников должен был предать его.
И он заранее знал кто и даже назвал его на Тайной вечере. На вопрос Иуды: «Не я
ли, Господи?» — ответил: «Ты сказал».
— Конечно, потому что читал в сердцах
людей и видел сущность Иуды.
— А что вы скажете о предопределении?
Разве не на все воля божья? И Иуда знал, что для предательства учитель выбрал
его? Человека, который безумно его любил? Но что он против воли божьей? Чтобы
свершилось пророчество, Христу надлежало быть распятым, а Иуде предать. И не
рыдал ли он вместе с господом, прося: «Пусть минует меня чаша сия»? Если
взглянуть на все глазами Иуды, это Христос предал его, возложив на его плечи
непосильную ношу. Он выполнил волю божью и покончил с собой, оставив нам эту
строку как обвинение.
— Он не только смотрит наши фильмы, он
читает нашу беллетристику. Хотя неизвестно, кто кому идеи подбрасывает, —
сказала Анна. И в ответ на недоумевающий взгляд Николая Ивановича пояснила:
— Это я к тому, что особо оригинальной
вашу версию не назовешь.
Он засмеялся:
— Согласитесь, версия недурна.
— Так можно оправдать любое
предательство, — разозлилась я. Разговор произвел очень сильное
впечатление, хотя я понимала, что все эти догадки ровным счетом ничего не
стоили. — Мол, на все воля божья. Предал, потому что так угодно богу, а если
б было не угодно, он бы предать не позволил. Очень удобно. Я не сильна в
Священном Писании, но точно знаю, что бог дал нам свободу выбирать между добром
и злом.
— Помилуйте, я вовсе не оправдываю
предательство. Это лишь моя версия. — Он вздохнул и развел руками. Я почувствовала
неловкость, не стоило говорить с человеком в подобном тоне, он тратит на нас
время, а я…
— Философский спор о том, насколько мы
свободны, предлагаю временно прекратить, — сказала Анна. — Кто автор
этих строк, установить невозможно. Да и их наличие сомнительно, раз в музее
висит икона с цитатой из Апокалипсиса.
— Сомневайтесь на здоровье, —
улыбнулся Николай Иванович. — Но не забывайте легенду о главе из
неизвестного Евангелия, которая якобы была спрятана в иконе.
— Куда же она делась? — усмехнулась
Анна.
— В середине позапрошлого века такую
рукопись оторвали бы с руками, — нахмурилась я. — Карамзин, как
известно, привил россиянам любовь к истории. В любом случае, если глава
существовала, она просто была бы обязана где-то всплыть, не сама, так упоминание
о ней. А ничего подобного мне не встречалось.
— Я еще не утомил вас своими
рассказами? — улыбнувшись, спросил Николай Иванович. — Вы не
представляете, какое это для меня удовольствие, но я, кажется, злоупотребляю…
— Вовсе нет. Но если у вас дела… мы можем
приехать еще.
— Что вы, что вы. Я, напротив, очень рад.
Итак. Вернемся к иконе. Я вам рассказал несколько легенд, связанных с ней. Что
вы о них думаете?
— О легендах? — удивилась я. —
Правду от вымысла отличить очень трудно. Возможно, правды и вовсе нет или ее
совсем немного, как в легендах о Дракуле. Существовал человек с таким именем, а
все остальное просто сказки.
— Забавно, что вы о нем вспомнили.
— О Дракуле? — не поняла я.
— Именно. Среди людей князя, подарившего
икону монастырю, был некий человек, прозванный Молчун. В совсем юном возрасте
он отправился с торговым караваном на Каспий, попал в плен, бежал, долго
скитался, пока уже в преклонных годах не вернулся на родину. Его считали чуть
ли не колдуном и побаивались. Однако он был человеком верующим и везде возил с
собой икону.
— «Пятого евангелиста»? — спросила
я. Платонов кивнул.
— Именно он завещал ее монастырю, а князь
лишь заказал на нее богатый оклад из серебра с драгоценными каменьями.
— Это тоже легенда?
