— А что ты можешь?
— Очень многое. Хранить тебя от зла. Зло
бывает самое разное. Впрочем, тебе это должно быть известно.
— Но ты ведь не считаешь, что я могу
поверить… бред какой-то…
— Я не бред. Можешь меня
потрогать. — Он взял мою руку. — Видишь, я вполне материален. —
Он говорил так, точно этим очень гордился.
— Разумеется, ты материален. И никакой ты
не Ангел.
— А кто? — забеспокоился он.
— Чокнутый. Или еще хуже: притворщик,
враль, человек, который хочет заморочить мне голову. — Он пожал плечами и
загрустил. — Чего ты молчишь? — испугалась я.
— Если человек не желает верить, он не
верит. Хотя это обидно. Вы верите во всякую чепуху, а в разумные вещи нет.
— В какую чепуху, по-твоему, я верю,?
— Ну, к примеру, в микробы ты веришь?
— Микробы — научный факт.
— Да? А ты их видела когда-нибудь? Не
видела. И никто не видел. Один умник их придумал, убедил еще нескольких
умников, и все, дело в шляпе. И вы в них верите. А в Ангелов — нет. Хотя их
видели многие. А я так вообще сижу перед тобой.
— Тогда покажи крылья.
— Господи, — поморщился он. —
Какой примитив. Ты всерьез хочешь, чтобы я таскался с крыльями, приводя собак в
замешательство? У тебя мобильный в кармане, и тебя не удивляет, что ты можешь
говорить хоть с Америкой, хоть с Иудеей. Для того, чтобы быть Ангелом, мне не
нужны крылья, то есть к парадному мундиру я их надеваю, но чтоб каждый день…
Они весят килограммов сорок, их таскать замучаешься. Ты поможешь мне
обзавестись гардеробом? — заинтересованно спросил он. — Я бы хотел
купить рубашку в горошек. Видел на одном типе…
— Заткнись, — сказала я, он тут же
замолчал, а я обратилась к Анне:
— Что с ним делать?
— Это твой Ангел, ты и думай, —
усмехнулась она.
Я вздохнула, призывая себя к терпению и
спокойствию.
— Ты сказал, что ситуация изменилась, и
поэтому ты здесь. Так?
— Так, — важно кивнул он.
— Что ты имел в виду?
— Ты в опасности. В большой опасности.
Тебе нужна помощь.
— Ну так помоги. Объясни, что происходит?
— Ничего нового, — удивился
он. — Зло пытается победить добро. Глупость несусветная, но они все равно
пытаются, такая уж у них натура.
— Если глупость, может, и волноваться не
стоит? — усомнилась я.
— Ты слышала о таком понятии, как
движение? Ну так вот, противоборство — необходимое условие движения, то есть
развития.
— Если я правильно поняла, подала голос
Анна, — победить зло также невозможно?
— А зачем? — удивился он. Мы
вздохнули. — Если они найдут Евангелие, — пожал он плечами, —
то, во что люди верили две тысячи лет, будет поколеблено.
— Ты хочешь сказать, что Христос на самом
деле…
— Оставь его в покое, дело совершенно не
в нем. Перед тем как удавиться, Иуда изложил кое-какие соображения по поводу
божественного провидения. Мысли спорные, но… он ведь по-своему был гений.
— Глава из Евангелия — это последняя
глава?
— А из-за чего такой сыр-бор?
— Почему бы тогда ее не уничтожить?
— Ничего ты не понимаешь, — покачал
он головой.
— Ах да. Это повод для движения, то есть
развития.
— На этот раз они подошли слишком близко…
— И он, — я взглянула на
потолок, — решил, что доверять такое дело людям…
— Ничего подобного. О недоверии и речи
нет. Просто мы уравниваем силы. Им помогает Азазель, а тебе помогу я. Все
честно.
— Но… я думала, меня выбрал Азазель.
Разве нет?
— Само собой. Но он здорово лопухнулся.
Ты оказалась совершенно неподходящей кандидатурой для его планов.
— Чем дальше, тем понятнее, —
усмехнулась я.
— А никто и не обещал все преподнести на
блюдечке, — порадовал меня Михаил.
— И что нам делать?
— Следовать предназначению.
— А попонятней нельзя?
— Ищите Пятое Евангелие.
— Мы вроде подсадных уток, — с
усмешкой заметила Анна. — Будем искать Евангелие и поднимем всю муть со
дна, а этот будет ловить рыбку. Неизвестно какую. И спрашивать бесполезно. Все
равно не скажет.
Ангел мило улыбнулся, подтверждая правоту ее
слов.
— Отвечай сейчас же, — кинулась я на
него. — Кто тебя послал? Хранители?
— Как некрасиво ты себя ведешь, —
поморщился он. — Помни главное: я на твоей стороне. Всегда. При любых
обстоятельствах.
— Это ты писал мне письма? Ты — Азазель?
— Это совершенно невозможно. Он хочет
тебе зла, а я — добра.
— И я буду активно развиваться, —
съязвила я.
— Конечно, но есть одна деталь. Я тебя
люблю, — заявил он с самым серьезным видом. Никто никогда так не
произносил этих слов, обращаясь ко мне. — Я тебя люблю, — повторил он
совершенно серьезно. — У вас бы сказали — больше всего на свете. На самом
деле гораздо больше, потому что ты — это я. Растолковать это трудно, так что
поверь на слово. Я часть твоей души, та, которая бессмертна. Хотя мой учитель
пришел бы в ужас от такой формулировки, но в целом это близко к истине.
Он сделал шаг, положил руку мне на грудь, там,
где билось сердце, и сказал тихо:
— Я с тобой.
И случилось странное. Сначала я почувствовала,
как меня наполняет тепло. Нас охватило золотое сияние. Сияние исходило не
только от его руки, но и от меня. Я чувствовала его, я его видела. Михаил
улыбнулся и провел ладонью по моему лицу. Я точно очнулась.
— А теперь, если не возражаешь, я уйду.
Он отправился в прихожую, натянул сапоги и,
присев, начал застегивать многочисленные ремешки, а я устроилась напротив,
глядя на него во все глаза.
— Миша, — позвала я.
— А-а, — откликнулся он.
— Чего ты дурака валяешь. Охота
дурачиться, в самом деле?
— Это одно и то же.
