— Сон? Я сейчас приеду. Ради бога, никому
не открывай дверь.
Я повесила трубку.
— Я должна была догадаться, —
прошептала я.
Письма действительно перестали приходить,
когда он появился. Тут он прав. И он не мог, просто не мог ничего знать об
аварии и еще об очень многих вещах, если только… не услышал о них от гадалки.
Что тогда сказала Анна? Я придумываю новую реальность. Конечно, ему даже не
пришлось взять на себя этот труд. Он выдал себя за бывшего военного, и, узнав о
Романе Родионове, все остальное я придумала сама. Ему осталось только со всем
согласиться. Мне дали подсказку, и я обрадовалась. Все логично, просто и ясно.
Выдумка, которая предпочтительнее правды. — Я должна была
догадаться, — повторила я. Надпись на книге — вот ключ к разгадке. Брат
предал брата, дал показания в суде, это сбило меня с толку. Роман поплатился за
чужую вину, взяв чужой грех. Все так просто, что вывод напрашивается сам собой.
Только Анна права, он великий путаник. Это он предал брата, воспользовался его
доверием, а потом убил его. Надпись в книге Иоанна… Иуда, с его точки зрения,
вовсе не предатель. Он герой, он выше Христа, что ему какой-то моралист из
Галилеи, он сам почти бог. Во всем виновата Анна, эту мысль он хотел мне
внушить. Конечно, Анна. А он Ангел. Спустился с небес, но нарушил обет и теперь
исчез. Конец истории… Анна, боже мой, Анна…
Я вскочила, бестолково заметавшись по комнате.
Схватила трубку, набрала номер. Семь гудков, дольше не было сил ждать. Набрала
номер Олега.
— Где ты? Поезжай к Анне. Я тоже еду
туда. Я уверена, он там.
— Ульяна, не надо никуда ехать. Я
отправлюсь к ней, а ты жди меня дома и, если что, сразу звони в милицию.
— Он не погиб? Роман Родионов не погиб?
— Считается, что погиб при попытке к
бегству. Но трупа никто не видел. Его унесла река. Ульяна, я тебя не спрашивал,
не решался спросить… Михаил… Как давно ты его знаешь? При каких обстоятельствах
вы познакомились?
— У Романа была на плече наколка? —
перебила его я.
— Была. И еще: любовником гадалки был
младший брат.
— Олег, поторопись. Я боюсь, мы опоздали.
Я бросила трубку, на ходу надела куртку и
выбежала из дома. Вспомнила, что забыла ключи от машины, жалко всхлипнула,
понимая, что теряю время. В темноте сверкнули фары, я выскочила на дорогу,
размахивая руками.
— Ты что, спятила? — завопил
водитель, открыв дверь.
— Помогите, пожалуйста, моей сестре
плохо.
— Где сестра-то?
— Я объясню, куда ехать.
Когда мы собрались ехать к Платонову, он
просто сбежал из моей квартиры. Ему надо было попасть в дом раньше нас. Мы едва
его там не застали. И когда я звонила из библиотеки, а Платонов не ответил… он
и не мог ответить, раз сидел рядом. А там на крыше он повторил слова Платонова…
Вряд ли это совпадение… Парень в черном свитере, лица которого я не видела,
лже-Платонов, глухонемой… В нем живет великий актер. Возможно, в этом главная
причина: сыграть все роли?
— Вам плохо? — участливо спросил
водитель.
— Все нормально. Если можно, побыстрее.
На кухне, в квартире Анны, горел свет. Я
выскочила из машины, забыв расплатиться, водитель об этом тоже не вспомнил.
Дверь была не заперта.
«Я опоздала», — с тоской поняла я,
толкнула ее, и она открылась. Я сделала шаг. В квартире кто-то был. Кто-то
тихонечко насвистывал. Я пошла в направлении кухни. В узком коридоре на полу
лежала Анна. Глаза ее были закрыты, лицо бледное, на груди булавкой приколота,
записка «Прости». Над ней стоял Михаил с веревкой в руке, услышав меня, поднял
голову и улыбнулся.
— Ну, вот и ты. Был уверен, что
прибежишь. Ты умненькая. Догадалась. Впрочем, я сам виноват. Стоило следить за
своей речью. Досадная оплошность.
— Что ты с ней сделал? — тихо
спросила я.
— С Анной? Она отдыхает. Она себя скверно
вела. Подозревала меня. Чувствовала. У этой девчонки редкое чутье. Когда я ее
выбрал, думал, будет весело, но она только била поклоны своему богу. С тобой
куда интересней.
— Ты был там? Ты был у гадалки?
— Сидел в соседней комнате, все видел и
слышал. И подсказывал, что и где сказать. Достижения цивилизации. Эта дура сама
ни на что не способна. Ты мне понравилась. Очень. Красавица и умненькая. О
любви мечтала. — Он опять улыбнулся.
— Ольга с Людмилой тоже были у нее?
— Они? Нет. Я их выбрал, когда решил
познакомиться с тобой поближе.
— Ты убил их только для того…
— Ну, ну… не болтай чепухи. Их погубили
собственные грехи. Мир такой, каким мы его воображаем, они вообразили, что
очень грешны.
— И Горбовский вообразил?
— Горбовский мог понять, в чем дело. Не
сразу, но мог. И поломать мне игру.
— Но зачем все это? — жалко спросила
я. — Какой смысл?
— Смысл? — удивился он. — Какой
может быть смысл в этой жизни? Просто игра…
— Кем ты себя вообразил? Богом?
Вершителем человеческих судеб? Ты просто псих, ты больной сукин сын.
— Не смей меня так называть, — покачал
он головой. — Ты… ты такая же, как и все. Цепляешься за дурацкую мораль. А
я думал, ты любишь меня. Любишь по-настоящему, слепо веря: я есм твой
бог, — громко сказал он, вскинув голову, и опять засмеялся, бросил веревку
и шагнул ко мне, а я с опозданием поняла, что не успею добежать до двери, не
успею закричать.
Он схватил меня, стиснул рот рукой.
— Давай посмотрим на звезды, девочка. Ты
любишь смотреть на звезды? Я обожаю.
Он потащил меня к двери, я не сопротивлялась,
берегла силы. Он поволок меня по лестнице на крышу. Я надеялась, что дверь
окажется запертой, но тут же подумала, что он, должно быть, хорошо изучил и
подъезд, и дом, придумывая для Анны испытания. Я отчаянно толкнула его,
попыталась укусить за руку, но сразу поняла, что это не поможет, в нем была
чудовищная сила, с которой не справиться. Он пнул дверь ногой, и она
распахнулась.
— А вот и звезды, девочка. Видишь?
Он разжал руку и поцеловал меня. Мы стояли на
крыше, внизу простирался сияющий город, а над нами горели звезды. Было так красиво,
что захватывало дух.
— Теперь ты можешь кричать, все равно
никто не услышит. Но лучше не надо, лучше поцелуй меня.
— Ты меня предал; — сказала
я. — Ты хотел меня убить, там, на крыше.
