Пальцы Лена вдруг замерли, напряглись. Он будто и дышать перестал. И голос прозвучал встревоженно:
– Что это там?
– Где? – досадливо переспросил Мавин. Не мог понять, из-за чего заминка.
– Сзади. Посмотри.
Мавин открыл глаза, обернулся. Лен глядел в ту сторону, откуда они только что пришли. Но сколько Мавин ни всматривался в заросли, ничего не увидел. Деревья, ветви, листва.
– Нет там ничего.
– Я видел!
– Что?
Лен помедлил.
– Не знаю, не смогу объяснить. Что-то большое и быстрое.
– Зверь?
– Не знаю! Ладно, пошли.
Мавин вздохнул. Разве так можно – останавливаться, когда тело уже готово, ждёт. Зачем вообще тогда звать было? Но ясное дело, он ничего не сказал.
Назад к тропинке шли тем же путём – вокруг звездоцвета. Но в этот раз Лен настороженно вертел головой чуть ли не при каждом шаге. В конце концов Мавин не выдержал:
– Прекрати! Если там и был какой-то зверёк, то он давно убежал.
– Зверёк? – хмуро покосился на него Лен.
– Ну да. Крупные животные здесь не водя…
Мавин замолк на полуслове, и рот у него остался открытым. Они как раз вышли к тропинке, к тому месту, где стояли их корзинки. Должны стоять…
Корзинки были растоптаны в щепы, вдавлены в грунт. Мавин не мог и представить себе зверя, способного на такое. Он невольно втянул голову в плечи, огляделся по сторонам. И только тут понял, как тихо стало в лесу. Неугомонные обычно птахи молчали, и даже ветер перестал шелестеть листвой. Лес будто затаился, напуганный вторжением неведомого чудовища.
– Бежим отсюда, – хрипло произнёс Лен.
И, показывая пример, развернулся, рванул назад, к мостику, к речке, за которой лежали огороды, а дальше – дубовая роща и посёлок под её кронами. Улепётывал, только пятки сверкали.
Мавин посмотрел вслед другу. Подумал, что тот, конечно же, прав, нужно убегать. Только пересилить бы эту противную слабость в ногах.
Когда он смог сделать первый шаг, Лен был далеко, у поворота тропы. Он всегда хорошо бегал, куда лучше Мавина. И прыгал, и лазил по деревьям. Он был сильнее и старше. Он был…
Мавин не понял, что это внезапно возникло на тропе перед его другом и откуда оно взялось. Очень большое – в два человеческих роста – и, кажется, двуногое. Лен с разбега врезался в него, взлетел вверх метров на десять, перевернулся в воздухе, звонко ударился об землю. А потом это что-то на него наступило…
Исчезло чудовище так же быстро, как и появилось. Но теперь Мавин успел заметить, куда. Оно направлялось в ту же сторону, куда бежал Лен, к посёлку.
С трудом переставляя ватные, негнущиеся ноги, он подошёл к любимому. К тому, что недавно было Леном. Чудовище наступило ему на голову, и от той осталось не многим больше, чем от корзинок.
Мавин опустился на колени. Горячий комок, зародившийся в глубине его тела, рванул вверх, всё выше, выше. Вырвался слезами из глаз. Мавин всхлипнул, зарыдал. Почему так? За что?! Это же неправильно! Так не должно быть! Так не бывает!
Затем он опомнился – чудовище идёт к посёлку, оно может ещё кого-то убить. Нужно предупредить, надо спешить, бежать…
Он вскочил и остановился. Как он предупредит?! Чудовище уже в посёлке или вот-вот будет там. Нет, ему не успеть, не добежать. Только если связаться с кем-то по комму. Одно из прав, которые отстояли живые, – избавиться от коммуникаторов, этих соглядатаев Мегаполиса. И Мавин понял – посёлок обречён. Бесполезно спешить.
Тело Лена лежало, распластавшись поперёк тропы, разметав руки и ноги. Если все в посёлке умрут, некому будет прийти за ним, позаботиться. Значит он, Мавин, должен это сделать. Единственное, на что он способен.
Он наклонился, попробовал приподнять Лена. Тот оказался на удивление тяжёлым и нескладным. Странно, раньше Мавин этого не замечал. Пришлось поднатужиться, чтобы взвалить его себе на плечо и выпрямиться. Но он справился. Осторожно сделал шаг, другой. Ношу приходилось удерживать двумя руками, и тёплая кровь капала на спину, щекотной струйкой стекала в ложбинку между ягодицами. Он нёс тело друга к оврагу, к их заветному месту под корнями старого дерева, чтобы похоронить по обычаю живых. По только что придуманному им обычаю – Лен стал первым из живых, кто живым больше не был.
Если ты спасатель, то услышишь этот сигнал, где бы ни находился и что бы ни делал. Ты можешь спать, медитировать или заниматься любовью – всё равно его услышишь и откликнешься немедленно. По древнему обычаю сигнал называли «SOS», хоть никто не помнил, что означает это слово. Зато значение самого сигнала известно было прекрасно – люди в беде, в смертельной опасности.
Мегаполис заботится о населяющем его человечестве, удовлетворяет потребности, обеспечивает комфортную, спокойную жизнь. Но он никогда, ни при каких обстоятельствах не вмешивается в отношения между людьми. И это правильно. Предки не зря сделали принцип невмешательства аксиомой для самоорганизующейся квазиразумной биомеханической системы. Лишь сами люди вправе решать, что есть добро, а что – зло, что – истина, а что – ложь. И если действия одних людей поставят под угрозу жизнь и здоровье других, единственное, что сделает Мегаполис: активизирует «иммунную систему» – выявит ближайшую к месту происшествия группу спасателей и отправит им сигнал «SOS».
Когда пришёл сигнал, Эсдар спала. Просто спала – она не признавала гипно-тиви, сновидения по заказу. И мгновенно очнулась, едва в голове зазвучали первые ноты тревожной мелодии. Две минуты, чтобы одеться, три – на коммутацию. К месту сбора, она, как обычно, успела первой. Не считая Хёда, которому никуда перемещаться не требовалось. Место сбора группы всегда совмещено с жилищем её командира – это тоже обычай.
Хёд был в прямом стриме с нейроинформационной сетью Мегаполиса. Тралил её, собирая необходимые для предстоящей операции данные. Никаких соединительных шнуров, шунтов, примитивных механизмов. Никаких игрушек – это вам не студия гипно-тиви! Ниша, заполненная приглушённым пурпурным светом, свисающие с потолка перламутровые щупальца «спрута» оплетали запястья и щиколотки Хёда, впивались в его виски.
Эсдар пересекла овальный зал, подошла к командиру, тронула за плечо:
– Где?
Стеклянные от стрима глаза Хёда вмиг ожили.
– Сектор 50692–4/Лиловый/сто три.
– Земля Новая? – Эсдар удивлённо приподняла бровь.
– Да. Там обитает небольшая колония природников. Включены в локальный биоценоз двадцать семь лет назад.
– И что, они передрались между собой? Корешок не поделили?
Хёд с недоумением посмотрел на неё. Не оценил шутку.
– Они не умеют драться. Что-то напало на посёлок. Рецепторы спутника-наблюдателя зафиксировали неподалёку от селения человеческое тело с признаками насильственной смерти.
