Девушка закусила губу, отводя взгляд в сторону:
– Спорить не буду. Что бы там ни было, мы все хотим одного.
– Разумеется, – Сакс переключил внимание на виртуальный экран. – Последнее «прощай» Дикого Урода сбило нас с курса, и теперь мы попали в опасную зону лифтовых магистралей! – Он сжал кулаки.
После смерти Рэя Сакс ожесточился. Вспыхивал, словно спичка, и тут же гас, подавляя ярость одиночества. Все видели, как ему больно.
– Это опасно? – осторожно спросил Нэрвин, наблюдая за поведением Грэя.
– …серебристый след от моей ноги, – провозгласил Грэй, – слишком странный… Каплями, река… пылью, миражи. – Он осторожно поднял и поставил на место правую ногу.
– Что-то происходит с пространством, – вдруг прошептала Долл. – Вы видите?
…Внезапно привычные контуры расплылись
и стали восприниматься как узор на кем-то натянутой ширме…
– Да скажите же, что тоже видите это! – закричала Долл.
– Не верь… это мираж, – голос Ро Фарида дрожал.
Он сорвал с себя очки и отшвырнул их.
– Это конец.
Все ждали удара. Взрыва. Холода Вечности.
Но лишь вспышка в глаза.
Растворились цвета, утонув в чистом белом.
Вспышка.
Привычная реальность сверкнула неровными формами и разбилась на множество капель, повторив в единичном целое. Застыла повторяющимися мирами в гравитационном движении – бесконечное разложение.
Долл сжала в ладони монетку. Твёрдая. Всё реально.
Нахлынули чувства. Мысли.
Цвет – невозможный.
Ещё одна вспышка.
Чётко структурированный рисунок уводит взгляд глубже, глубже, глубже,
и очень сложно понять, в скольких измерениях всё происходит…
И без труда в неразрывном сплетении фрагментов угадывается оптическое единство.
Вспышка.
Где верх, низ? Теперь это не важно.
А что важно?
Точность.
Выверен кем-то
Ритмический орнамент,
И твой мир-капля вплетён в общую композицию…
– Что происходит? – мысленно, Долл.
Её вопрос отражается многократно во всех каплях-мирах, растворяется в них:
Что происходит?
Что происходит?
Что происходит?
Она видит вокруг пространственный срез. И хочется охватить его полностью, вместить весь свой мир, раствориться в нём всеми чувствами. Но разве она должна спешить? Она должна понять – что происходит?
Закричал ребёнок у Нэрвина на руках.
– Уа-а-а-а-а!..
Этот крик, раскрытие души, словно ввёл в резонанс неопределённость происходящего.
Вспышка. И всё стало на свои места.
Нэрвин испуганно озирался – охнул облегчённо. Малыш успокоился.
Прошло более минуты, прежде чем Грэй заговорил:
– Однажды я уже видел нечто подобное… во время сбоя лифта…
– Ты никогда не рассказывал, – Рабби растерянно хлопала синими ресницами.
Цвет её волос стал обычным. Грэй протянул руку и прикоснулся к щеке девушки, тронул пальцами прядь, подумал: «Русые…» И уже вслух произнёс:
– Неужели ты думаешь, что нужно было об этом кричать? И без того считали странным… Да я и сам сомневался, решил – галлюцинации. Я ведь тогда коммутировался с вечеринки. Напитки, крепкие дыхательные смеси…
Сакс Ю ощупывал себя.
– Галлюцинации? – тихо спросил он.
– Общие? Нет, – ответил Нэрвин. – Похоже, что-то происходило с пространством. Разуплотнение…
Он повернулся к экрану обзора:
– Вроде всё, как и прежде. Звёзды.
– Это не случайность. Должен быть какой-то раздражающий фактор, – предположил Грэй, – ничего не происходит просто так.
– Может, в этом дело? – Сакс указал на дисплей карты. – Была точка касания с внешней частью потока лифтовой системы.
– Грубо говоря, мы ударились о стенку. Энергетическую, понятно.
– Возникает вопрос – всё было реально?
– Но ведь нельзя полностью верить случившемуся! – возмутилась Рабби. – Мы могли всё это вообразить! Или снить. Точно! Мы просто отключились на какое-то время! Всё было только в нашем воображении.
Грэй обнял Рабби и почувствовал, как она дрожит.
– Воображение отдыхает. Это было дикое пространство, – произнёс задумчиво.
– Разве такое возможно – дикое пространство?
– Ты не в лесу, агоу! Очнись! Это лес может быть диким, – Сакс отвернулся к карте.
– Такое и в страшном сне не привидится. Я помню тогда, во время сбоя, всё было короче – секундное напряжение, и словно заглянул в другой мир.
Рабби осторожно притронулась к лицу – горбинка на носу. Подумала: «Да нет! Кажется, всё на месте». Сказала вдруг:
– А ведь мы могли и погибнуть! Исчезнуть, разуплотниться, как ты говоришь, и – фьюить! В общем, мы целы. Кому нужно наше тело?
– Тело? – Нэрвин поднял голову, оторвавшись от малыша. – А ведь ты права, может, кто-то как раз к нашему разуму и обращался. – А малыш Реми-Виаль поговорил с ним на простом языке.
– Ясно одно – в пространстве вокруг лифтов что-то происходит. Проклятые Строители! Используют нашу систему, вызывая опасные напряжения вокруг неё! – Сакс вспыхнул снова. – Это наша система! Наша!
– Реми. Ты дал малышу ещё одно имя? – Рабби подошла к Нэрвину и всмотрелась в личико ребёнка.
– Это не я, оно само нашло его. Знаешь, я верю, что имена выбирают себе людей, не иначе. Пусть будет двойное, он будет счастливей.
– Почему Реми-Виаль?
Нэрвин улыбнулся:
– Ре-ми, ноты. Малыш выступил камертоном, он ввёл в резонанс мысли и пространство, и всё вернулось. Разве ты не поняла?
– Камертон жизни? Так? – Рабби взяла малыша за пальчики.
– Звучащий…
Всё это время Долл молчала, глядя перед собой широко раскрытыми глазами. Поэтому её откровение прозвучало неуместно:
– А я… я почувствовала себя псом, переходящим оживлённую магистраль.
– При чём здесь пёс? – фыркнул Грэй.
Она повернулась к нему.
– Это что-то из детства, когда я любила снить старые фильмы. Очень старые, ещё тех времён, когда фильмы снимались «вживую», с настоящими артистами и настоящими декорациями. Так вот, в одном из снов я видела фильм. Там был пёс. Он сидел посреди магистрали. Слева, справа, на немыслимых скоростях мчались машины. Бедный пёс пытался следить взглядом за отдельными машинами, но в конце концов для него всё слилось в единый бурлящий поток.
