— Вызвать милицию, — ответил Стас.
— А вот торопиться не надо, — перешел Боня на
ласковый скулеж. — Не надо торопиться, зачем нам милиция? Мы
интеллигентные люди, неужели не сможем договориться?
— О чем? — рявкнул Стас, теряя терпение, еще
минуту и физиономию Бони украсил бы очередной синяк, но хитрец, почувствовав
это, убрал руки с груди Стаса и заговорил спокойно и по-деловому, причем оба продолжали
топтаться в кухне в опасной близости от зеркала.
— Мы появились здесь с целью предупредить Марью
Анатольевну о грозящей ей опасности. В течение нескольких дней мы не могли
застать ее дома и оттого порадовались, когда сегодня… я буду краток. Мы пришли,
обнаружили входную дверь открытой, это нас насторожило, мы несколько раз
позвали Марью Анатольевну и вдруг услышали крик. Разумеется, бросились на
помощь. В комнате мы застали ужасающую картину: двое бандитов, один из которых
был в маске, напали на нашу уважаемую Марью Анатольевну, к которой мой клиент
испытывает отцовские чувства, что совершенно неудивительно, памятуя давнюю
дружбу с покойным родителем госпожи Смородины. Мой клиент бросился к ней на
помощь, а я тем временем решил вызвать милицию, но тут появились вы. — В
этом месте Боня коснулся рукой подбитого глаза и взглянул осуждающе. — Я
понимаю ваше состояние, молодой человек, любовь — святое чувство, но вы нанесли
вред здоровью моего клиента, он до сих пор в отключке, не усугубляйте это
дополнительными неприятностями. Встреча с милицией совершенно излишня, тем
более, что мой клиент действовал в интересах вашей возлюбленной. Это даже она
не сможет отрицать.
— Он сказал «замолкни», — наябедничала я. — И
стукнул Васю. А Вася меня спас. Не верю я вашему Севрюгину. Вы папин гроб
стащили.
— Что она говорит? — ахнул Боня, всплеснув
руками. — Маниакальный бред, последствие пережитого стресса.
— Ничего подобного, — начала я. Тут в глубине
квартиры что-то громыхнуло, потом раздался топот и мимо с невероятной скоростью
промчался Севрюгин, точно разъяренный бизон, хлопнула дверь и стало тихо. Боня
осторожно и попятился к двери. — Стой, куда, — взвизгнула я, вскочила,
угодила ногой в зеркало и заорала, Стас вместо того, чтобы броситься к Боне,
бросился ко мне, в результате тот смылся. — Нет, это никогда не
кончится, — разглядывая свою ногу, пожаловалась я, осколком зеркала мне
была нанесена травма, жить буду, но с порезом на лодыжке нога лучше выглядеть
не стала, Стас прикладывал к ней носовой платок, пытаясь остановить кровь,
целовал мне коленки и так увлекся, что когда я рявкнула:
— Да вызывай же, наконец милицию, — не сразу
уразумел, зачем это делать. — Так все враги разбегутся, — скорбно
заметила я.
Наконец он вспомнил, что у него в кармане сотовый и
позвонил, разговор занял довольно много времени, стражи закона все чего-то
уточняли, а Стас особым терпением не отличался. Дал отбой, с облегчением
вздохнул и заметил:
— Ну, деятели… ничего, главное, мы поймали убийцу.
— Да, — обрадовалась я, — Ритке больше
незачем прятаться. Пойдем на него посмотрим, — предложила я.
— Пойдем. — И, взявшись за руки, мы пошли в
Риткину комнату. Одинокий Вася сидел на полу и с немым изумлением оглядывался
по сторонам.
— Вася, — чувствуя, как теряю почву под ногами,
позвала я, — где он?
— Кто?
— Убийца.
— Не знаю. Скажи лучше, что за гнида мне по башке
дала? — С этими словами он свирепо уставился на Стаса, тот стоял, тараща
глаза в пустоту, а я заревела.
— Он сбежал, — пожаловалась я. — Он был у нас
в руках и сбежал.
Было от чего впасть в отчаяние. Словом, когда появилась
милиция в подтверждение своего рассказа мы могли предъявить лишь разнесчастного
Васю, шнурок, брошенный убийцей, ну и мою шею, конечно.
Шея закон не впечатлила, а Васе впопыхах надели наручники и
едва не поколотили. Пришлось вступиться за него и рассказать, как геройски он
действовал. В милиции нас продержали до трех ночи. Толк от этого все же был: я
сумела посеять в следователе зерно сомнения в виновности Ритки, чистосердечно
рассказав о неизвестном, с которым трижды встречалась до этого. Правда ментам я
сказала дважды, по настоятельной рекомендации Стаса промолчав о его связи со
Славкой (в том, что связь была, я теперь совершенно не сомневалась). Рассказ
мой выглядел так: впервые я встретила парня во время дождя в подъезде (адрес
прилагался), а затем в компании Севки. Я поведала о подозрениях в адрес этого
типа и наших попытках его обнаружить. То, что мой убийца жил под чужим именем,
закон впечатлило. Я раз пять описала парня, мы составили словесный портрет,
потом я пересмотрела фотографии (не меньше сотни и без всякой пользы), когда
меня отпустили я была от усталости близка к кончине .Возле дверей меня ждал
Стас и выглядел не лучше. Больше всего на свете хотелось спать, о чем я и
заявила, и уж чего мне точно не хотелось, так это что-то обсуждать, но Стас,
несмотря на усталость, склонен был поговорить, что меня неприятно удивило.
— Ты его узнала? — спросил он, хотя мог и не
спрашивать раз мы все это успели обсудить.
— Узнала, — кивнула я.
— И это точно он? Парень, которого ты видела с Севкой?
— Конечно, он.
— А Вася его видел?
— Вася? — Вопрос поставил меня в тупик. — Он
был рядом, а видел или нет, не скажу. Надо у него спросить. И вообще, я хочу
спать, — сурово заключила я, пресекая всякие попытки заставить меня
мыслить в столь неурочное время.
В окнах квартиры Стаса свет не горел по причине конспирации.
Я подумала, может Ритка спит себе спокойно и вроде бы даже позавидовала ей, но
потом решила, что радоваться мачехе рано, убийца еще не найден. Не успели мы
закрыть за собой дверь, как Ритка выглянула из комнаты и зашипела:
— Вы что, с ума сошли? Где вас носит? Смерти моей
хотите?
Я глухо застонала, потому что поняла: предстоит допрос похуже,
чем в милиции. Смирившись с неизбежным, я коротко, но доходчиво поведала Ритке
о недавних событиях. Стас, между тем, устремился на кухню и Ритка метнулась
следом. Слушая меня, приоткрыв рот и без конца повторяя «о, Господи…», она
молниеносно разогрела ужин, сервировала стол и даже машинально погладила Стаса
по голове, пробормотав:
— Кушай, дорогой. — Что тот и сделал, причем с
аппетитом. Странный все-таки народ мужчины, у меня бы кусок в горле застрял, а
Стас наворачивает за обе щеки как ни в чем не бывало и это в четыре часа утра.
— Ты умрешь от обжорства, — съязвила я, закончив
рассказ. Стас страдальчески сморщился, а Ритка гневно нахмурилась.
