— Хорошо. — Он посмотрел мне в глаза, будто сканировал.
— Ты должна сказать. Не заставляй меня угадывать.
Я отвела глаза первой.
— Хорошо.
Он не поверил мне. У него появилось то же выражение лица, что и у Ли, когда она сомневалась, что я действительно почистила клетки в курятнике или включила компостный накопитель. Но он не просил меня заняться хозяйственными делами, а просто сказать, если я в чем-то буду нуждаться. Отлично… Если мне что-нибудь понадобиться, я скажу ему.
— Читать дальше? — спросил он, спустя несколько минут сидения в нервирующей близости. Я кивнула. Он вздохнул и освободил меня от одеял. — Для тебя будет тяжело вернуться в норму, но мы можем смягчить процесс выздоровление. Расскажи мне, чего бы тебе хотелось.
Можно подумать, это когда-нибудь исполниться.
В течение следующих нескольких дней, Сэм рассказывал истории, пока его голос не стал хриплым. Он вспоминал об изучении резьбы из камня, текстильных искусств, выдувки стекла, плотничного дела, и обработки металлов. Он проводил жизни, работая в области сельского хозяйства и животноводства, изучая всё возможное. Он поведал мне о гейзерах и горячих источниках вокруг Сердца, о пустынях на юго-западе Сферы, и об океане, за границами этого. Я даже не представляю, как этот океан выглядит. Мне нравилось слушать его, и он наконец-то перестал спрашивать, нуждаюсь ли я в чем-то. По крайней мере, я чувствовала себя в безопасности, пока он не закрыл книгу, которую читал, и сказал:
— Я больше не могу разговаривать.
Его голос действительно огрубел, но я старалась унять чувство вины, ведь я не просила его говорить, пока он не потерял голос.
— Ты можешь... — я сглотнула и начала снова. — Ты можешь перевернуть страницу, чтобы я смогла почитать? — он одарил меня тяжелым взглядом. — Пожалуйста, — прошептала я.
— Нет. — Мое сердце замерло. Я не должна была спрашивать. — Нет, пока ты не расскажешь о себе.
Никто не хочет слушать рассказы бездушной. Все его истории были такими интересными, наполненными людьми и событиями о которых я даже не могла и мечтать. В сравнении с этим, мне и рассказывать-то нечего.
— Я не могу.
— Ты можешь.
Он изучал меня так, будто если сосредоточиться на мне, то можно найти все те слова, что остались невысказанными. Но мне действительно нечего было ему сказать.
— Что делает тебя счастливой? Что тебе нравится?
Почему его это волнует? По крайней мере, он не ожидал от меня историй о грандиозном приключении. И если я расскажу ему о любимых для меня вещах, он перевернет страницу, и я смогу больше прочитать. Честная сделка.
— Музыка делает меня счастливой. — Более чем счастливой, более чем я могла объяснить это словами. — Я обнаружила плеер в библиотеке коттеджа и научилась его включать. Это была она, симфония Доссэма «Феникс». — Я легко могла вспомнить, как мой желудок сжался при звуке первых нот, а затем я почувствовала себя наполненной. Как будто что-то проснулось внутри меня. — Я люблю его, его музыку.
Нет, это неправильно. Бездушная не может любить. Я наклонилась и кинула взгляд на всю комнату, но идти было некуда, как и бежать. Ли найдет меня. Она узнает, что я сказала. Она меня ударит и станет кричать, что бездушная не может любить. Я была глупа, не обдумала свои слова — мысли о музыке слишком расслабили меня. Мне нужно быть осторожной. Больше никаких промахов.
— Извини, — прошептала я. — Я не подразумевала любить.
Я услышала приближающиеся шаги, из-за которых сердце глухо застучало, и приготовилась к удару, которого не последовало.
— Ана. — Сэм стоял на расстоянии руки, но не касался меня. Наверно, думал, что я сломаюсь, если он это сделает. — Ты действительно так считаешь? Что тебе не позволено чувствовать разные эмоции? — Я не могла смотреть на него. — Ты не бездушная. Тебе позволено их испытывать. — Он так и продолжал говорить, и мне хотелось ему верить, но... — Я считаю, что мы должны поговорить об этом.
Мое горло заболело от сдерживаемых слез.
— А я не хочу.
Его добрые намерения делали все еще хуже. Он легко коснулся моей спины. Я вздрогнула, но он был так нежен.
— Кто-то бездушный вряд ли кинулся бы рисковать своей жизнью ради моей, особенно учитывая — как ты сказала — что я бы просто вернулся.
Я отошла в сторону.
— Я не хочу говорить об этом.
— Хорошо. — Он сумел улыбнуться. — По крайней мере, я узнал кое-что о тебе. — Я вздрогнула. Пальцев не хватит, чтобы пересчитать количество фактов, которые он узнал обо мне: я хотела чувствовать эмоции, но не могла... я убегала, когда никто даже не гнался за мной... — Тебе нравится музыка. — Он тепло улыбнулся. — У меня есть ВУС. Он может проигрывать музыку. Буду счастлив, одолжить его тебе, если ты попросишь.
— Если я попрошу? — Должно быть, мое замешательство было очевидным, поскольку он откинул прядь волос с моих глаз и сказал:
— Давай же, скажи это. Попроси.
Мои ладони и сердце заболели. Мне хотелось убежать и спрятаться, и никогда снова не волноваться по этому поводу. Когда спрашивать? Когда не спрашивать? Объявиться ли вдруг Ли и накажет меня даже за мысли о счастье. Слишком многое свалилось на мою голову, у меня вновь появилось чувство, будто я тону, будто горю. Но убегать от проблемы — не выход.
Сэм предложил проводить меня до Сердца, провел несколько дней с охрипшим голосом из-за меня, и разрешит послушать музыку — стоит только попросить. Конечно, ему нужно было не так уж и много, всего лишь несколько слов. Я проглотила комок в горле.
— Сэм, пожалуйста, можно мне послушать музыку?
— Конечно. Я найду ее для тебя.
Напряжение ушло с его плеч, словно ему было не все равно. Может, это так.
Музыка давила на уши, наполняя меня. Фортепьяно, флейта, и низкие струнные инструменты, которые я не могла определить. Я никогда не слышала эту песню, и мне хотелось пояснить Сэму, как сильно я ценю его старания — насколько приятный подарок он сделал — но я не находила слов. Вместо этого, когда он сел на стул, я присела на подлокотник, как он делал в те дни, когда начал читать мне вслух. Натянув на себя таинственную улыбку, он прицепил проигрыватель к поясу на моей талии и кликнул по экрану.
Я увидела дюжину музыкантов, сидевших в согнутом положении и играющих на инструментах, которые я видела только на рисунках. Сцена проецировала звук в темную аудиторию, и в мои наушники. Симфония феникса, моя любимая. Должно быть, это Доссем виднелся из-за пианино. В коттеджных книгах я не находила его — в некоторых перерождениях ее — портрета. Даже на этой трудно было рассмотреть. Экран был маленьким, а изображение — размытым. Но мне нравилось, как он ласкал клавиши на пианино и успевал при этом управлять оркестром из двадцати человек, будто физически вытягивал из них музыку. Без него — там бы звучала лишь тишина. Гипнотизирующее зрелище.
