— Сочувствую вам, Анечка, но боюсь, что дальше будет еще хуже. Сейчас вы только без выходных, а в случае ожидаемых крупных неприятностей вам и поспать будет некогда. Так что считайте, что пока вы почти что в санатории.
— Ну, вы меня утешили, Аристарх Ксенофонтович.
— Что делать, голубушка. Если заранее знать о неприятностях, то они не будут восприниматься так трагически. Готовьтесь.
— Постараюсь, куда тут денешься.
Тут появился Жуков, к мрачному виду которого я уже начала привыкать, и наша беседа прервалась. Я было подумала, что меня сразу же потянут к ответу, но тут, к счастью, к Жукову прорвался генерал Григорьев. Я перевела дух. Может, после разговора с ним Жуков не так на меня озлобится. Впрочем, сейчас узнаю, потому что меня тут же вызвали в кабинет.
Вид у Жукова был, если можно так сказать, несколько озадаченный.
— Скажите, товарищ Северова, что вы пообещали товарищу Цанаве за радистов?
— Ничего не обещала, товарищ генерал армии. Только то, что мы сами соберем всех людей по его спискам и обеспечим их обучение своими силами.
— И больше ничего?
— Ничего. Да вы сами можете у него спросить. Вы же завтра будете на совещании.
— На каком совещании?
Ой! А Жуков-то еще не в курсе! Что делать, придется мне его информировать.
— Товарищ Цанава сказал, что на завтра его вызвали в Москву. И вас тоже вызвали. — И совсем упавшим голосом добавила: — И меня тоже.
— Так, интересно, почему мне об этом никто не доложил.
С этими словами Жуков нажал кнопку на столе. Тут же в кабинете появился Коротыгин.
— Мне были какие-нибудь указания из Москвы?
— Так точно, товарищ генерал армии. Вот шифровка, в которой вас и товарища Северову вызывают в Москву завтра к шестнадцати часам. Шифровка подписана товарищами Тимошенко и Берией.
— А почему мне докладываете только сейчас?
— Она поступила всего пятнадцать минут назад. Я как раз нес ее к вам.
— Хорошо, оставьте шифровку и свободны.
Коротыгин положил шифровку на стол и вышел.
Глава 34
— Товарищ Григорьев, вы можете идти. Радистами теперь вы будете обеспечены, так что надежная связь должна быть все время.
— Слушаю, товарищ генерал армии. Через неделю будет надежная радиосвязь.
С этими словами генерал Григорьев вышел, а я осталась один на один с Жуковым. Он как-то задумчиво поглядел на меня, помассировал затылок, снова посмотрел на меня и наконец заговорил:
— Вы ничего не хотите мне сказать, товарищ Северова?
Конечно не хочу. Только чувствую: не отвертеться. Но, по крайней мере, попытаюсь.
— Никак нет, товарищ генерал армии, не хочу.
— Но у вас есть предположения, почему вдруг меня вызывают в Москву?
— Так точно, есть.
— Мне что, каждое слово из вас клещами вытягивать надо? Доложите нормально все как есть.
— Я два дня назад отправила бумагу на имя товарища Берии, в которой написала свои соображения по поводу возможного развития событий.
Эх, пропадать, так с музыкой! Пусть думает что хочет — я его не боюсь.
— Я написала, что вполне возможно, что наши войска будут отступать и оставят немцам большую часть Белоруссии. Тогда нужно будет организовать партизанские отряды. Это работа товарища Цанавы. Но отряды должны действовать согласованно с армией, то есть с вами. И лучше всего такие планы согласованных действий обсудить именно сейчас, пока нет ни артобстрелов, ни бомбежек.
Протараторив все это, я замолчала и уставилась на Жукова. Ух, какие молнии! Хорошо, что тут все заземлено, а то точно быть пожару (шутка). Потом молнии прекратились — осталось только небольшое искрение. Я увидела, как Жуков отодвинул от себя подальше пресс-папье, и поняла, что он борется с сильнейшим желанием запустить этим пресс-папье в меня. Кажется, поборол — уже легче!
— А теперь с максимальной точностью перескажи, что ты там понаписала.
Ой-ой. Генерал перешел на «ты». Это точно не к добру. Я добросовестно пересказала почти дословно все, что изложила в бумаге. Только что картинки не нарисовала.
— Товарищу Цанаве тоже все так подробно изложила?
— Никак нет, товарищ генерал армии. Только вкратце.
— Товарищ Цанава знает твою биографию?
— Нет.
— Кто еще в курсе письма? Через кого ты его переправила?
— Через своего непосредственного начальника, майора НКГБ Григорьева.
— Ну, это еще не так страшно. Я слышал, что он человек серьезный. А теперь скажи-ка мне, Анна Петровна. Когда ты в группе Мехлиса прибыла сюда, в Минск, к кому в первую очередь направился товарищ Мехлис?
— Как это — к кому? К товарищу Павлову, конечно. Мы же к нему и прилетели. Ой, нет, сначала мы поехали в ЦК КП Белоруссии к Пономаренко.
— Вот именно! И не просто к Пономаренко, а к первому секретарю ЦК компартии Белоруссии товарищу Пономаренко Пантелеймону Кондратьевичу. Если бы ты в своем письме говорила о взаимодействии диверсионных отрядов и армии, то не было бы никаких проблем. Это все осталось бы между мной и товарищем Цанавой. Но ты использовала термин «партизанская борьба». Этот термин означает войну народную. А кто в нашей стране руководит всем народом?
— Товарищ Сталин, конечно.
— А как называется должность товарища Сталина?
— Генеральный секретарь ЦК ВКП(б).
— Вот именно, ВКП(б). Это в рамках всего СССР. А в Республике Белоруссии всем руководит первый секретарь ЦК товарищ Пономаренко. Он, между прочим, еще и член Военного совета Западного особого военного округа. Понимаешь, что будет, если он узнает, что ты в своей бумаге его не упомянула?
— Не знаю, но думаю, что ничего хорошего.
— Слава богу, сообразила!
С этим словами Жуков снял трубку правительственного телефона и набрал какой-то номер.
— Лаврентий Фомич. Добрый день, Жуков беспокоит. Да, именно по этому поводу и звоню. Наша общая знакомая только сейчас ввела меня в курс дела. Что, так я и думал. Во сколько? Понятно, буду. Нет, ее брать не буду. Согласен, так и сделаем. Все, через час встречаемся у Пономаренко. — С этими словами Жуков положил трубку и снова уставился на меня. — Ну что, поняла? Теперь нам с товарищем Цанавой нужно прикрыть задницу одной не в меру активной и не слишком умной чекистки, поскольку такие вещи товарищ Пономаренко очень не любит и очень хорошо помнит. Мы через час должны быть на приеме у Пономаренко, потому что его тоже вызвали в Москву. Почти наверняка именно по этому же вопросу. Значит, так. Чтобы через двадцать минут духу твоего тут не было. Сначала мчи в Барановичи к своему начальнику. Все это обговори с ним. А потом можешь ехать к своему знакомому Окулову. Узнаешь, как проходят учения. Завтра в пятнадцать часов должна быть в Москве. Летчикам я дам команду. Тебя прямо из Гродно доставят в Москву. А мы с товарищем Цанавой полетим вместе с товарищем Пономаренко на его самолете. Все понятно, выполняй.
