– Леша, в машину.
Леша тоже сообразил нечто подобное, потому что моментально прыгнул за руль, и мы покатили.
– Меня высадишь поближе к немцу, а сам дуй дальше, к нашему. Только осторожнее. Как бы он сгоряча в тебя стрелять не стал. Сначала крикни ему, что ты наш. Только насчет штаба помалкивай.
Эх, где мой привезенный из Москвы театральный реквизит!.. Сейчас бы пригодился. Но ничего. Придется использовать то, что есть. А есть у меня «парабеллум», вальтер и мозги. СВТ тоже есть, но использовать не хочу, так как немец мне живой нужен и желательно целенький. То, что уже чуток стемнело, мне на пользу. Стреляю я наверняка лучше этого немца, и в бою сейчас не была. Значит, нервы у меня не так напряжены. А ему нервы я сейчас еще немного подпорчу. Ему ведь не только нужно удачно приземлиться, нужно еще и парашют отстегнуть, на что тоже требуется какое-то время.
Я выскочила из машины примерно метрах в сорока от того места, куда, по моим оценкам, вот-вот должен был приземлиться немец, сразу выхватила «парабеллум» и пару раз выстрелила в сторону немца. Специально целила в парашют, но поближе к телу – пусть понервничает. Немца я уже не видела за кустарником, но парашют, запутавшийся в ветвях, был хорошо виден. Поэтому можно было примерно определить, где немец. Теперь нужно понять, какие гадости следует от него ожидать. Так что, приблизившись, я чуть притормозила и исполнила вой голодного волка «по Ипполитову». В ответ сразу защелкали выстрелы. Кажется, у него тоже «парабеллум», но меня неприятно удивило, что звуки выстрелов доносились не совсем из того места, куда опустился парашют. Неужели успел-таки гад отцепиться от парашюта? Хорошо еще, что этот чудик пуляет в белый свет как в копеечку. Ведь меня он точно не видит. И даже не определил направление звука. Иначе хотя бы пара пуль просвистела рядом. Для полноты картины я мазанула по лицу и голове землей, чтобы приобрести «достойный» вид. Потом выдернула из земли солидный пук травы с землей и запулила его в сторону немца с таким расчетом, чтобы пук перелетел через него.
Снова раздались выстрелы, и снова куда-то в сторону. А я вот она, совсем рядом. Выскочила и увидела, что немец почему-то сидит вполоборота ко мне и как раз меняет обойму. При появлении моей грязной и взлохмаченной морды лица он оцепенел, что и требовалось доказать. Я подлетела и тюкнула его кулаком, как когда-то тюкнула своего «первого» бандита. Немец повел себя точно так же, то есть вырубился. Минут тридцать он не будет доставлять нам никаких неудобств. Теперь можно осмотреться.
Итак, что в наличии: тюкнутый немец – одна штука, «парабеллум» на земле – одна штука и парашют немецкий с парой дырок от пуль – тоже одна штука. Немца надо связать, а у меня нет подходящей веревки. Стоп, почему нет? А парашютные стропы? Вот только ножа у меня нет – остался в машине. Впрочем, если ножа нет у меня, то надо поискать его у немца. На поясе у него болтался неплохой на вид нож в ножнах. Я тут же отрезала пару кусков веревки и связала немцу руки. Хотела связать и ноги, но притормозила. Вот почему он сидел. У него ножка бо-бо. Отвлекся на мои выстрелы и не проследил за приземлением. Интересно, что тут у него. Я стянула сапог и увидела, что нога начала опухать. Хорошо, что он без сознания, иначе орал бы сейчас благим матом. А все-таки это вывих или перелом? Будем считать, что вывих. Надо бы перевязать, только бинта нет. Впрочем, парашют опять же подойдет. Отхватила полосу парашютного шелка и туго перебинтовала ногу. Потом ножом отрезала толстый сук и сделала подобие костыля. Убежать не сможет, а ковылять сумеет. И наконец подобрала «парабеллум» и валявшуюся на земле пустую обойму.
Тут очень вовремя невдалеке остановилась машина. Это Леша с нашим летчиком. У летчика на лице кровь и на левой руке тоже. Комбинезон разорван. Досталось бедолаге. Он представился старшим лейтенантом, командиром звена. Увидев немца, дернулся к пистолету, и нам с Лешей пришлось его удерживать, иначе он тут же пристрелил бы немца.
– Это он, гад, меня сбил. Сейчас я его прикончу.
– Сбил и сбил. Вы, товарищ старший лейтенант, скоро получите новый самолет, а он пусть рассказывает свои секреты, чтобы мы на будущее знали, как с этими летчиками бороться. Лучше помогите загрузить его в машину. А вам вот в виде компенсации «парабеллум» с запасной обоймой. Приедем – дам патроны.
Старлей наконец успокоился и послушался меня. Машину Леша оставил в перелеске, поэтому пленного пришлось тащить метров тридцать. Я доверила это дело мужикам, а сама, подумав, прихватила парашют. В хозяйстве пригодится. Отрезала еще один кусок парашюта и кое-как перебинтовала летчику руку, после чего мы поехали, но минут через тридцать стало совсем темно. Леша остановил машину и повернулся ко мне:
– Товарищ лейтенант! Можем заплутать. Давайте остановимся где-нибудь здесь и переночуем, а завтра с рассветом доедем.
Это было настолько разумное предложение, что из четверых трое проголосовали за при одном воздержавшемся – немец начал приходить в себя, но полностью еще не врубился и в обсуждении этого вопроса участия не принимал. У нашего летчика при себе оказался фонарик. Он подсветил, и машина, аккуратно съехав с дороги, остановилась около двух берез. Мы отошли от машины еще на несколько метров и под солидной елью развели небольшой костерок. Хозяйственный Леша вытащил откуда-то чистый котелок, налил в него воды из большой фляги и поставил на огонь. Ничего, доберемся до штаба и пополним запасы. Потом из багажника запасливого Леши появились три банки консервов и плитка шоколада, а у немца с другого бока еще оказалась фляжка. Кроме того, Леша притащил походную аптечку, в которой я разыскала йод и индпакет. У летуна сняли первую повязку, нормально обработали рану и наложили уже вполне доброкачественную новую повязку. При этом я с благодарностью вспомнила школьные уроки ОБЖ. Кто бы знал, где именно эти знания мне пригодятся! Что касается ужина, то мы решили, что сейчас съедим консервы, запьем из фляжки и закусим шоколадом. Так и сделали. Правда, я обменяла у летчика свою долю из фляжки на лишний кусок шоколада. Спиртному предпочитаю чай с шоколадом.
Пока мы ели, немец окончательно пришел в себя. Он посмотрел на чумазую меня и, кажется, испугался. Я все поняла, не удержалась и часть драгоценной воды потратила на себя, любимую, смыв грязь. После этого Леша вопросительно посмотрел на меня. Я кивнула, и он протянул фляжку немцу. Тот злобно оскалился, но к фляжке присосался. Впрочем, Леша ему шиковать не дал. Сделал пару глотков, и хватит. Кормить мы его не стали.
После этого распределили дежурство. Мужики еще раз тщательно обыскали немца, а я для прикола зачитала ему его права, типа «имеешь право хранить молчание, а мы имеем право руки-ноги тебе пообломать и сказать, что так и было». Когда я стала все это излагать, и Леша, и старлей посмотрели на меня очень удивленно. Я с важным видом объяснила, что делаю это в соответствии с положениями Женевской конвенции о военнопленных. Старлей не удержался и сказал, что немец наверняка меня не понял. На это я заявила, что это не мои проблемы, а немца, но если они настаивают… Я повторила все вышесказанное на английском. К моему удивлению, немец понял и на неплохом английском ответил, что молчать не будет, за что я пообещала ему хорошее обращение. Летчик с еще большим удивлением посмотрел на меня и как-то неуверенно сказал, что это вроде бы не немецкий.
