— При-и-и-вет, — выпевает Людочка. Она вручает мне блюдо — объемно желтое оказывается двумя кусками домашнего торта «Наполеон», в моем роду все женщины традиционно выпекали именно этот торт, передавая по наследству тайны теста и разных видов кремов. А вот Марусечкина мама всегда готовила медовый и еще маленькие суховатые ватрушки, очень вкусные. Я съедала таких три, и Марусечка — тоже три, а Марусечкина кудлатая глупая собачка Бима — одну. Собачку Биму так назвали потому, что считали ее кобелем. Белый Бим — Черное Ухо. Кобель вероломно оказался сучкой, чем заслужил дурную репутацию в семье и женскую модификацию имени — Бима.
— Сегодня суббота? — уточняет Людочка, проходя на кухню, и нелогично продолжает: — Жутко холодно.
— Людочка, это Полина. Полина, это Людочка. Мы — соседи, — говорю я, четко артикулируя и чувствуя себя корреспондентом Шрайбикусом из желтого школьного учебника немецкого языка. Lyudochka, das ist Pauline. Pauline, das ist Lyudochka. Wir sind — die Nachbarn.
— У тебя батареи как? — знакомится с соседкой теплолюбивая Людочка.
— На месте.
— Это-то понятно, — досадует Людочка, — я про температуру…
— Обычные батареи. Я их не трогала.
— Как не трогала? Ты не проверяешь состояние батарей? — Людочка даже привстает на стуле от возмущения.
Принимаюсь за обязанности хозяйки:
— Кстати, в квартиры жителей Стокгольма пришло небывалое тепло. Стокгольм теперь отапливается кроликами, в электронной версии «Spiegel» читала…
— Как это: отапливается кроликами?
— А почему небывалое тепло? У них тоже было холодно?
Отвечаю сразу обеим, ставя на огонь новую порцию кофе. Надо достать блюдца, под «Наполеон». Достаю два: одно — в форме зеленого яблочка, другое — клубнички, понятно, красной.
— Два специально нанятых человека ходят и отстреливают кроликов, заполонивших центр Стокгольма, используя оружие с глушителем. Потом кроликов отправляют на ТЭЦ в небольшом городе Карлскуга, где из них производят биотопливо. После чего «кроличье» тепло возвращается в Стокгольм.
— Не совсем ясно, — приподнимает ровную бровь Полина, — откуда в центре Стокгольма стада кроликов… пинцет.
— Потомки домашних кроликов, от которых отказались хозяева, такое бывает. Кролики принялись успешно размножаться. Естественных природных врагов у них нет, так все и получилось… Одичавшие кролики поедали деревья и кустарники. Нападали на туристов.
— Правда? — Людочка округляет глаза, ложечка падает на пол, звеня. Не подпрыгивая.
— Нет, Людочка, — признаюсь я, — насчет нападений на туристов я преувеличила. В Финляндии, кстати, тоже случилась такая же ерунда с кроликами. Но там стали опрыскивать газоны ядовитыми смесями, и кролики переселились в леса. Подружились с зайцами…
Собеседницы слушают. Людочка рассеянно ковыряет ложечкой собственный торт. Кривит губы. Наверное, представляет себе быстрорастущую кроличью популяцию, финских лесных зайцев и свирепых викингов с ружьями наперевес.
— И что дальше? — спрашивает бесчувственная Полина. — Поедают деревья и кустарники… Не останавливайся.
Появляется Савин, в длинных клетчатых шортах, белой футболке и босиком. Половина волос на его голове лежит ровно. Половина торчит. Эту половину он приглаживает рукой. Я смотрю на него спокойно, даже улыбаюсь, говорю «Доброе утро или уже день», и «Ты будешь завтракать?», я не знаю, как именно себя ощущаю. Или кем? Шведским одичавшим кроликом в небольшом городе Карлскуга?
— Привет, — здоровается Савин, — я в ванную пошел. Никто не хочет? — вежливо осведомляется он.
— Да нет, спасибо, — отвечает Полина после небольшой паузы.
Сажусь на табуретку. Молчу. Я — большая трусиха. Я люблю боль. Ту, что кровоточит рваными полосами на горячей коже, но не ту, что рубцами остается на сердце. Все время просила: только не надо боли. Прятала душу от боли, тело целиком отдавала ей, считала, что это — равноценный обмен. Пусть шрамы на спине, залитый воском живот, расписанные лезвием бедра, связанные руки, лучше так.
Я — большая обманщица. Успешно врала самой себе, что отметины на моем теле — это ордена и медали, знаки отличия. От массы людей — от тех, кто «не в Теме». От тех, кто не достиг высшего уровня свободы — в подчинении и отказе от собственной воли. Сжимала в руке ножницы, булавки, никогда не носила платья без рукавов. Я — глупая.
Из ванной доносится веселый плеск воды. Приятный звук, всегда веселит меня.
— Так что с кроликами? — повторяет Людочка, очевидно, уже не в первый раз.
Трогаю холодной рукой пылающие щеки.
— Шведы решили принять меры. Тогда и появились охотники на кроликов, а затем одна компания разработала новую технологию переработки отходов. Животного происхождения. Я слушала интервью, директор компании говорил: «Вся биомасса перемалывается и закачивается в бойлер, где ее сжигают вместе с древесными щепками, торфом и мусором. В дело идут не только кролики, но и кошки, олени, а также лошади и коровы».
— Кошки?! — Людочка сейчас заплачет. У нее живут две огромные кошки, мама и дочка, она их обожает.
— Олени? Лошади? — Полина взмахивает руками. — А тигры, львы, питоны? Карликовые африканские слоники? Орлы, куропатки? Пинцет!
— Слушайте, слушайте, но ведь как-то надо бороться! Это же настоящие живодеры! Самих бы этих шведских гадов сжечь на топливо!
Людочка волнуется, краснеет пятнами и становится немножечко нацисткой.
— Сжечь шведов!
— Крепкий и рослый швед намного более энергоемкий, чем кролик, — соглашается Полина, Людочка что-то ей горячо отвечает, поддерживает. С облегчением чувствую, что могу ненадолго оставить их. Встаю, извинившись улыбкой, выхожу из кухни.
Возвращаюсь.
— Активисты Общества защиты диких кроликов — Society for the Protection of Wild Rabbits — пообещали на этой неделе начать новые акции протеста. Перекрыть несколько дорог. Ведущих магистралей. Просили присоединяться.
Людочка хочет присоединиться и с готовностью открывает рот. Полина смеется, ее пестрые глаза светлеют и становятся зелеными, как трава.
Поворачиваюсь. Иду в спальню, включаю ноутбук. Думаю, минут десять у меня есть.
Как Урсула заняла свое место в сообществе, и что было потом
Люди
Вообще Урсула не очень любила выходить с Господином в присутственные места. Точнее, она любила, если они оставались при этом вдвоем, но это случалось редко. Господин вел напряженные переговоры об устройстве частной медицинской клиники, где мог бы с большей отдачей вести прием тревожных мужчин — это во-первых. А во-вторых, Господин был одним из активистов БДСМ-комьюнити в городе и вместе с единомышленниками мечтал об организации полноценного Клуба. Много обсуждалась возможность проведения мероприятий, встреч и просто общения людей, укушенных Темой.
