— Кала ранена,— подтвердила она.— Воинство Монмартра напало на наши пещеры.
Магда бешено зашипела. Если бы она была кошкой, то вся ее шерсть сейчас поднялась бы дыбом.
Я как будто окоченела и сказала Логану, собравшему амулеты и сунувшему их в мой карман:
— Мне нужно идти.
Шарлеман оказался рядом со мной еще до того, как я отдала команду. Придворные шептались, когда мы стремительно неслись мимо них к выходу из главного зала.
— Мы вернемся на коронацию.
Логан схватил с вешалки у двери свой пиджак и крикнул:
— Я иду с тобой.
Мне некогда было с ним спорить. Меня слегка успокоило то, что он решил пойти с нами, хотя и не был мне нужен.
Как и я ему.
— Передайте родителям, что я отправляюсь к Гончим. Их шаманка ранена,— на ходу бросил Логан одному из стражников, стоявших у входных дверей с напряженными лицами.
Мы с Магдой уже неслись вниз по склону, из-под наших ног катились камешки. В тот момент, когда Логан догнал нас, из кармана его пиджака что-то вывалилось.
Он с недоумением поднял этот предмет и спросил:
— Какого черта, что это за штуковина?
Логан держал в руке серую собачью лапу с выпущенными когтями. Она была обмотана черной ниткой, прижимавшей к шерсти стебель тернистой розы без цветов.
Я похолодела с головы до ног.
— Это чары смерти. Редкое заклинание куан мамау.
Я едва сумела выговорить эти слова, а Логан просто молча смотрел на меня.
— Это собачья лапа,— отчетливо произнес он, роняя ее на землю.— Это отвратительно. Я думал, вы любите собак.
— Ее никто не убивал ради этой лапы,— возразила я.— Когда наши собаки умирают, по естественным причинам или в бою, мы используем их для наведения различных чар, но только после ритуала похорон.
— Все равно гадость,— пробормотал Логан.
— А вот это видишь? — Я показала на плоский костяной кружок, на котором были нарисованы волкодав и голубая геральдическая лилия.— Это мой личный знак. Кто-то пытается оговорить меня.
ГЛАВА 11
Париж, 1793 год
— Papa, я не понимаю! — умоляющим тоном произнесла Изабо.— Почему я должна надевать это ужасное платье? Оно кусается!
Платье, о котором шла речь, было сшито из серой шерстяной ткани, без единого стежка вышивки. В нем Изабо могли бы принять за горничную или деревенскую девушку. Даже ее волосы сейчас были уложены в простой узел на затылке, без жемчужных заколок или шпилек с бриллиантами.
— Chouette
[10]
, нынче слишком уж небезопасно,— ответил Жан Поль.
Изабо никогда прежде не видела его таким. Он ведь ничего не боялся: ни Версаля, ни волков, завывающих в лесу, ни даже огромных пауков, заползающих в дом перед началом зимы. Изабо однажды видела, как отец дрался на дуэли, хотя предполагалось, что она должна была в это время спокойно спать в своей постели. Теперь он выглядел изможденным, усталым, почти серым от горя. Мать сидела в углу и всхлипывала. Она плакала не переставая, целыми днями. Ее локоны развились, лицо не было напудрено.
Изабо содрогнулась и шепотом спросила:
— Что-то случилось с королем, да?
— Что ты слышала, chouette? — Отец бросил на нее короткий взгляд.
— Чернь захватила Бастилию, и в Париже теперь опасно.
— Это вообще больше не Париж,— тихо сказал отец, засовывая в кожаную сумку, стоявшую перед ним, еще один круг сыра.
Они собрались в кухне, поближе к очагу. Мартина, старая няня Изабо, стояла у двери, напряженно выпрямившись. Она была в коричневом шерстяном платье, волосы убраны в полотняный чепчик. Изабо никогда прежде не видела, чтобы няня одевалась так просто.
Она снова вздрогнула, а отец не умолкал:
— Они выигрывают в силе и численности. Гильотина у них работает без передышки. Вчера они казнили короля. Во Франции теперь, по сути, нет королевской семьи.
— Они убили короля?! — Изабо задохнулась и уставилась на отца.
— Ты понимаешь, что это значит, Изабо?
Она молча покачала головой.
— Теперь никто из нас не может чувствовать себя в безопасности.— Отец набросил ей на плечи теплый плащ.— Вот, надень это. Снаружи холодно.
— А куда мы едем? — поинтересовалась Изабо, крепко завязав ленты у горла.
— К моему брату, в Лондон.
— В Англию? — удивленно переспросила Изабо.
Рыдания матери стали громче, она уже едва дышала.
— Но ты с ним много лет вообще не разговаривал, и...
Ее перебил звон стекла, разбившегося где-то на фасаде дома. Изабо резко повернулась на звук. Мать вскочила на ноги и прижала ладонь к дрожащим губам. Отец напрягся.
— Merde. Все, времени нет.— Он посмотрел на дочь, и в его глазах она увидела яростную решимость.— Изабо, надо, чтобы ты спряталась. Иди с Мартиной, и маму возьмите с собой. Ты помнишь тот выпадающий камень, который я тебе показывал?
Изабо кивнула. Сердце у нее колотилось с такой силой, что к горлу уже подступала тошнота.
— Выньте его и проползите наружу. Вы сможете выйти к лесу, рядом с лавандовыми полями.
Разбилось еще одно стекло, в запертую парадную дверь начали колотить чем-то тяжелым. До Изабо доносились отдаленные крики.
— Ты поняла, Изабо?
Она заставила себя посмотреть на отца и ответила:
— Oui, papa
Да, она все прекрасно поняла. Ей исполнилось шестнадцать лет, и она была готова защищать их всех, не в пример хрупкой матери.
— Тогда идите. Бегите немедленно!
— Non! — вскрикнула Амандина и с такой силой вцепилась в руку мужа, что под ее ногтями треснула ткань рубашки.
Входная дверь подалась и с громким треском разлетелась в щепки. Этот звук разнесся по всему замку.
Мартина схватила Изабо за плечи. Лицо у нее было бешеным.
— Мы должны идти!
Дом наполнился топотом чужих ног. Чернь кричала, сбивала со стен картины, завывала от голода и жадности. За каждый золоченый подсвечник, стоявший в прихожей, можно было бы купить еды на всю зиму для целой семьи. Неважно, что продукты сейчас вряд ли можно было раздобыть, хоть за деньги, хоть как-то иначе. Январские морозы погубили озимые посевы и фруктовые сады. Летний урожай оказался куда меньше обычного, как из-за погоды, так и из-за политических событий.
Жан Поль пытался оторвать от себя руки Амандины, подтолкнуть ее к Изабо ради ее же безопасности, но жена словно обезумела и не желала двигаться с места. Он не мог позволить ей спасти себя и рисковать дочерью. Все вместе они бежать не могли, потому что их стали бы преследовать и в конце концов нашли бы.
