выдать одного чёрного кота!
Э-э, ну это уж слишком! Я забрался на забор, огляделся, не видит ли кто, и с наслаждением пустил по плакату жёлтую струю.
До дома моей красавицы я добрался без приключений и беспрепятственно пробрался в цветущий сад. Солнце сверкало в пруду с золотыми рыбками, капли росы блестели в листве. Булька, как обычно, спал мёртвым сном перед своей будкой, положив голову на передние лапы. В хорошем расположении духа я вскарабкался на наше гранатовое дерево и издал условное мяуканье. Тишина. Я мяукнул снова. Никакой реакции. Я ещё трижды мяукнул условно и дважды нервно. Безрезультатно. Глория не отвечала на мой любовный призыв. Я почуял недоброе.
Может, она оглохла? Известно же, что ангорские кошки немного глуховаты. И если что-то стрясётся, могут совсем лишиться слуха. Я промяукал ещё пару раз — отчаянно, протяжно и душераздирающе, рискуя разбудить Бульку, — и вот наконец в гуще олеандров показалась моя кисонька, прекрасная как всегда.
— Что это на тебя нашло? Отчего ты так мяукаешь? — спросила она меня тоном, который можно назвать как угодно, но только не ласковым.
— А как я мяукаю? — удивился я.
— Ужасно громко, назойливо... да просто неприлично! Ты не понимаешь, что навлекаешь на меня неприятности?
Глория явно была сегодня не в лучшем настроении.
— В каком смысле?
Она забралась на гранатовое дерево, но ласкаться, против обыкновения, не стала.
— Ты прекрасно понимаешь, в каком. Ну! И что ты здесь забыл? Говори.
Я ужасно расстроился. Впервые она говорила со мной так холодно. Будто бросала в меня кусочки льда.
— Радость моя, — попытался я умилостивить её, — может, до тебя дошли слухи о гонениях на чёрных кошек? Так со мной, как видишь, всё в порядке. Уверяю тебя, нет ни малейшей причины беспокоиться.
— Нет причины беспокоиться? — рассердилась Глория. — Ты думаешь, я могу быть спокойна?!
Это мне понравилось. Она обо мне беспокоится. Хороший знак. Беспокоятся о тех, кого любят.
— Послушай, не волнуйся! — принялся я её утешать. — Вот увидишь, я выкарабкаюсь. Ты меня плохо знаешь. Я ускользну от любой опасности!
— Я не за тебя волнуюсь, — отрезала она высокомерным тоном.
— А за кого же? За Бульку? Вдруг он увидит себя в зеркале и умрёт от ужаса?
Оставь свои шуточки, прошу тебя. Я волнуюсь за своё будущее.
— А кто ему угрожает?
— Ты что, действительно не понимаешь, что своим поведением подвергаешь меня опасности?
— Да какой такой опасности?!
— Не притворяйся, что ничего не знаешь! Разве ты не слышал? Тех, кто водит дружбу с чёрными кошками, обвиняют в связях с тёмными силами, их арестовывает специальная патрульная служба. А если кто-нибудь увидит нас вместе, что будет? Ты совсем обо мне не думаешь!
— Послушай... — начал я оправдываться, но она перебила меня.
— Я уже не говорю о том, что ты можешь навлечь беду на моих хозяев! Что плохого они тебе сделали? А ведь мерзавцам с улицы ничего не стоит поджечь нашу виллу. Они уже сожгли два дома и один склад шерсти в нашем районе...
Я не верил своим ушам. Почесал одно ухо, потом другое — может, они не в порядке после всей этой катавасии?
— И что ты хочешь этим сказать? — спросил я.
— Что мы...
Она колебалась.
— Что?
— Мы не должны больше видеться.
Этого я не ожидал.
— И как долго?
— Откуда мне знать? Какое-то время. Пока всё это не закончится.
— Что-то непохоже, что это скоро закончится. Пока что наоборот — разгорается всё сильнее.
— Значит, тебе лучше уйти.
— Глория, но как же наша любовь? Наши клятвы при свете луны? Ты меня больше не любишь?
— Ну люблю, люблю... Но вот твой цвет — он меня смущает.
— Вот как? А когда-то он тебе очень даже нравился. Ты говорила, что он тебя сводит с ума...
— Это было когда-то. Время многое меняет.
— Глория, радость моя, ну зачем ты принимаешь близко к сердцу эти глупости? Эту дикую и несправедливую клевету, которая доносится со всех сторон? То, что сейчас творится, ужасно. Но вот увидишь, всё это пройдёт, как кошмарный сон.
— Откуда ты знаешь?
— Я открою тебе один секрет. Сегодня в полночь кое-что произойдёт. И после этого всё изменится, вот увидишь!
— А что?
— Мы, чёрные кошки, соберёмся наугольном складе за мельницами. И примем решение. Важное решение.
На ветку граната запрыгнул кузнечик.
— Я должна тебя покинуть, — тихо сказала Глория. — Мне пора умываться. Сегодня я должна быть красивой. Очень красивой.
— Почему?
— Вот-вот приедет Расмин. Нехорошо, если я выйду к нему растрёпанная.
— Интересно, что он здесь забыл?
— Сегодня у нас помолвка.
Я чуть не свалился в пруд с золотыми рыбками.
— А как же я?!
— Советую тебе предаться в руки властей. Всё равно тебя схватят рано или поздно. Тебе не спастись. Зачем напрасно мучиться?
— И это говоришь мне ты?! Невероятно! Скажи, что ты шутишь, кисонька моя!
— Я не твоя кисонька. Я обручённая кошка, которая должна заботиться о своей репутации. Ладно, я всё сказала. Прощай!
Глория спрыгнула с дерева, высоко подняла хвост и удалилась с видом оскорблённого достоинства. Красивая и недосягаемая, она скрылась за клумбой с маргаритками, с которых когда-то обрывала лепестки, гадая, люблю я её или нет. Я и не подозревал, что вижу её в последний раз...
— Глория! — закричал я изо всех сил. — Дорогая моя Глория! Вернись! Не оставляй меня! Куда ты?! Глория! Гло-о-о-ория!..
Глория меня не услышала — или сделала вид, что не услышала. Зато услышал Булька. Хоть он и был ужасным соней, но от моего душераздирающего вопля не мог не проснуться. Бульдог напружинился, глухо зарычал и бросился на меня, пыхтя, как бульдозер, который поднимается в гору. Я забрался повыше и прицелился в него гранатом, но тут заметил сверкающий автомобиль, притормозивший у ворот виллы. Пожилой шофёр в сюртуке с золотыми галунами и в фуражке открыл дверцу, и из недр лимузина появилась разряженная Исмина Парлавида, вся в розовых кружевах. Следом шествовал дворецкий с шёлковой подушкой в руках, а на ней возлежал красавчик Расмин.
Процессия вошла в сад и проследовала по дорожке из гравия, которая вела прямо к мраморной лестнице особняка. Госпожа Парлавида обмахивалась веером из страусиных перьев. Дворецкий ступал величаво, будто нёс драгоценную императорскую корону.
