Вечером я пришёл к цветочной лавке, но Мурлыку не нашёл. Видно, его уже подобрали. Я взял в зубы увядшую хризантему, выпавшую из вазы у лавки, и положил её на то место, где самый ласковый кот острова испустил последний вздох.
И ВНОВЬ КОРОТЫШКА В КЕПКЕ
Глава семнадцатая,
в которой два малосимпатичных типа о чём-то сговариваются, а неизвестный кот дорого платит за тунца из консервной банки
Наутро я ужасно проголодался. О рейде по мусорным бакам не могло быть и речи: активисты братства организовали отряды добровольцев, которые дежурили, спрятавшись за баками, — они прекрасно знали, что там болтаются голодные кошки. Вот так придёшь, ни о чём не подозревая, погрызть рыбью косточку, а вместо этого получишь дубинкой по голове...
Поэтому я решил прогуляться в парке, надеясь раздобыть там себе пропитание. Когда парочки, сидевшие под раскидистыми деревьями на прохладной зелёной травке, целовались или вырезали на коре сердечки, они не замечали, что творится вокруг. А пожилые люди на скамейках нередко задрёмывали сразу после еды. Так что порой можно было ухватить незаметно сардинку или пирожок.
Итак, я выбрал одно из самых укромных мест в парке и стал принюхиваться, не донесётся ли волшебный аромат консервированного тунца или даже лосося. Но вместо этого я уловил совершенно иной запах. Неприятный. Он ударил мне в нос как кулак. Запах йода и мяты.
Я пошёл на этот запах и на скамейке, стоящей в стороне от остальных, у клумбы с олеандром, заметил со спины коротышку в кепке. Рядом с коротышкой сидел человек, одетый в меховое пальто и меховую шапку, лица его я тоже не видел. Они разговаривали тихо, как заговорщики. В глубине парка старичок кормил фисташками белку, чуть поодаль мама бегала за карапузом, который то и дело спотыкался и падал.
Я тихонько подкрался поближе.
— Не так-то просто это сделать, господин Рапашин, — говорил коротышка в кепке. — Разок-другой я, может, и сумею вам угодить — понятно, за вознаграждение, но больше не получится.
— Тебе же самому это выгодно!
Голос второго напоминал звук, который издаёт гнилое яблоко при падении в яму.
— Люди братства хорошо платят мне, господин Рапашин.
— Я заплачу лучше. Сто за штуку!
— За кого вы меня принимаете! Да мне совесть не позволит! Несчастные кошки... Их надо умертвлять, я не спорю, но ваш способ...
— А двести?
— Что «двести»?
— По двести за штуку — позволит?
— Кто?
— Твоя совесть.
— Н-нет... но за пятьсот она, пожалуй, может сдаться. Хотя, конечно, меня будут терзать угрызения...
— Пятьсот? Да ты рехнулся!
— Подумайте о прибыли.
— Грабишь ты меня... Ладно, согласен.
— Ну, будьте здоровы, господин Рапашин. Как только буду готов, дам вам знать.
— Я на тебя рассчитываю. Да, и никому ни слова!
— О чём речь! Что я, ненормальный? Если прознают о нашем деле, мне первому несдобровать. А вы уверены, что вопли не будут слышны?
— Вполне. Это глубоко под землёй. И звукоизоляция хорошая. Пусть вопят сколько угодно — никто их не услышит. Да, и вот ещё что. Ты лучше не приходи ко мне. Я пришлю за товаром карликов.
— Хорошо. Только эти карлики... они какие-то дикие. Я вздрагиваю каждый раз, как их вижу.
— Это они от работы дичают. Варварская, конечно, работа — так ведь на пользу делу: качество продукта улучшается. Ну да, может, им и приятно помучить зверушек, но это меня уже не волнует.
От их беседы мне было не по себе. Что за ужасные намёки? Что за сделка совершилась только что?
— Я пойду первым, — коротышка в кепке поднял с травы сачок и мешок. — Нас не должны видеть вместе.
— Правильно. Я посижу ещё минут десять и тоже уйду. До встречи!
Коротышка не двинулся с места.
— Вы кое-что забыли, господин Рапашин.
— Что?
— Задаток.
— Какой ещё задаток? О задатке речи не было.
— Да как же без этого. Без задатка никто не работает.
— Ну, знаешь ли, меня называют великим обдиралой, но ты ещё хуже. Сколько?
— Сколько сочтёте нужным. Хотя бы тысячу.
— Ладно. Но не вздумай меня продать! Иначе карлики сделают с тобой то же, что с кошками.
— Зачем вы так, господин Рапашин, мне прямо дурно от ваших слов...
Неизвестный, лица которого я так и не увидел, ничего не ответил. Он достал толстый кожаный бумажник и отсчитал несколько засаленных купюр. Коротышка сунул их в карман и удалился.
Я сознавал, что это смертельно опасно, но всё же решил последовать за ним. К счастью, Рапашин достал газету и погрузился в чтение.
И вот, когда я с превеликой осторожностью крался за коротышкой, мои ноздри защекотал тот самый запах, который я мечтал учуять. Консервированный тунец. Светловолосая девушка в клетчатой юбке и гладко выбритый юноша в расстёгнутой рубашке увлечённо целовались, а на подстилке были расставлены термос, две подставки для яиц, тарелки и коробочки с едой, и среди них — открытая банка с консервированным тунцом.
К сожалению, её заметил не только я. В жестяную посудину погрузилась чья-то морда. Чёрный кот, воспользовавшись тем, что парочке было не до еды, жадно уплетал содержимое банки. Он был так поглощён этим, что не заметил подкравшегося к нему коротышку в кепке. И тот прямо у меня на глазах одним махом накрыл кота своим сачком!
Парочка стала хохотать, а кот отчаянно вертелся в сетке и мяукал:
— Сжальтесь! Отпустите меня, пожалуйста! Я не совсем чёрный! У меня за правым ухом есть белое пятнышко размером с горошину... Я не настоящий чёрный кот!.. Помилуйте! Если вы меня освободите, я покажу вам, где скрываются настоящие чёрные кошки... Смотрите, вон, вон одна! Позади вас!
Не обращая внимания на мольбы, коротышка воткнул своей жертве под ребра какую-то трубку (вопли тут же прекратились), запихнул кота в мешок и ушёл.
Я собирался пойти за ним, но тут услышал крики. Люди бежали к пруду. Я залез на платан и стал глядеть сквозь густые ветки. Картина, которую я увидел, меня поразила: два служителя парка вытаскивали из воды мёртвого лебедя. Очень странно. Кто его убил?
Когда народ разошёлся, я спрыгнул с дерева, но коротышки в кепке уже и след простыл. Как и его загадочного собеседника.
ТРУБОЧИСТЫ НА КРЫШЕ
Глава восемнадцатая,
в которой кошки других цветов не спешат помогать чёрным собратьям, а я с горящим хвостом прыгаю в бочку с водой
