Я потерла переносицу, пытаясь таким образом справиться с
головной болью. «К Виталию идти нельзя, — подумала с тоской. — Эти
могут меня выследить… А встретиться с ним необходимо, хотя бы для того, чтобы
проститься. Не могу я просто взять и исчезнуть, впрочем, что значит — не могу:
однажды появилась и однажды исчезну».
— Я домой, — сказала Людка. — Тебя не
дождешься. Тут я сообразила, что все еще сижу на подоконнике и пялюсь в стену
напротив.
— Времени-то, знаешь, сколько? — добавила она.
— Не знаю.
— Так посмотри.
— Да, задержались мы сегодня, — кивнула я,
прикидывая, как половчее от нее отделаться: стремление оказаться сегодня моей
гостьей могло выйти Людке боком. Я вернулась к столу и стала неторопливо
переобуваться, потом спросила ее, все еще терпеливо ждущую у двери:
— Ты не видела, куда я дела кошелек?
— Нет, а в нем что, деньги?
— Нет. Ключи. — Я принялась чертыхаться и рыться в
ящиках письменного стола. — Убей, не помню, куда его сунула…
— О господи, — переминаясь с ноги на ногу,
заскулила Людка. — Мы когда-нибудь уйдем с работы?
— Ты иди, не жди меня, все равно вместе нам идти только
до остановки.
Людка нахмурилась, покачала головой и наконец удалилась.
Я задвинула ящик с громким стуком и с удивлением посмотрела
на свои руки: они дрожали. «Так-так-так, — подумала я. — А кто-то
уверял, что нервы у нас крепкие. Ни к черту у нас с тобой нервы, Елена
Петровна». Посидев немного с закрытыми глазами, я решительно поднялась и
направилась к двери. Наша была уже заперта, выходить придется через почту.
Возле окошка с надписью «Выдача пенсий» стояли человек
десять, девчушка лет пяти, забравшись на подоконник, смотрела в окно, за столом
сидел парень и что-то старательно писал. На ходу прощаясь с сотрудниками, я
продолжала наблюдать за парнем. Очень похоже, что у него ко мне интерес. Я
вышла на улицу, вскинула голову навстречу солнечным лучам и подумала: «Ну вот,
снова лето».
Знакомая приглашала отдохнуть на даче, и я всерьез
собиралась. Похоже, теперь мне предстоит длительное путешествие с неизвестным
конечным пунктом. «Хватит жаловаться, — одернула я себя. — Сейчас
главное решить, стоит заходить домой или нет». Основным аргументом «за» был тот
факт, что пистолет и вырезки из газеты с фотографией близких остались дома.
Носить их с собой невозможно, пистолет штука вообще крайне неудобная для
постоянного ношения, а вырезки изрядно поистрепались, их следовало беречь.
Других фотографий Ваньки у меня просто не было. «Значит, нечего
мудрить», — мысленно заявила я и направилась к своему дому. Еще два дня
назад подушку с пистолетом я на всякий случай спрятала в Райкиной кладовке, а
газету сунула за шкаф.
Парень шел следом, дважды я смогла заметить его отражение в
витрине магазина. «Ничего, — размышляла я. — Они еще не уверены и
просто проверяют. А от этого типа за спиной я как-нибудь избавлюсь».
Я вошла во двор, машинально огляделась и, не заметив ничего
подозрительного, направилась к своему подъезду. За столом под липой сидели три
дворовых алкоголика и проводили меня взглядами, лишенными надежды.
— Ленка! — на всякий случай крикнул мой сосед
Семен Михайлович. — Дай десятку.
— Спятил, что ли? — удивилась я и хлопнула дверью
подъезда. Привычная картина двора чуточку успокоила меня.
Входная дверь, как всегда, была не заперта, впрочем,
излишняя гостеприимность жильцов объяснялась просто: ни у них, ни у меня
воровать было просто нечего. Свет в прихожей не горел, я обо что-то споткнулась
и выругалась, щелкнув выключателем. Не тут-то было: светлее не стало, значит,
лампочку кто-то вывернул, хотя, может, она и сама перегорела. Обычно дверь
Райкиной комнаты, выходящая в прихожую, распахнута настежь, но сейчас она была
закрыта, и это слегка удивило.
— Райка, — крикнула я, — ты дома?
Мне никто не ответил, но из Райкиной комнаты донесся
какой-то неясный шорох, я подошла и подергала ручку двери. Заперто. Такого за
два года я припомнить не могла и поэтому переместилась к входной двери. Она
неожиданно распахнулась, и я увидела парня, который провожал меня от самой
почты.
— Привет, — спокойно проронила я и направилась в
свою комнату. Толкнула дверь, сделала шаг и еще раз сказала:
— Привет.
Никого из находившихся в комнате мужчин я раньше не видела.
Возле окна на единственном стуле восседал толстяк лет тридцати пяти. Почти
лысый, с бледным отекшим лицом. Глаза было невозможно разглядеть из-за глубоких
складок. Нос длинный и острый, что совершенно не вязалось с широкой пухлой
физиономией, а узкие губы имели какой-то неприятный фиолетовый оттенок. Общий
вид физиономии намекал на пакостный характер.
Пухлые ладошки лежали на коленях, кольцо с бриллиантом и две
печатки выглядели не просто вульгарно, а даже смешно. Однако смеяться в
настоящий момент мне совсем не хотелось, потому что, кроме толстяка,
вызывающего недоумение, в комнате были еще двое. Один стоял возле двери,
развернув могучие плечи, как бы давая понять, что назад дороги нет, и
машинально разминал пальцы рук, сцепив их замком. Такой тип прихлопнет меня с
одного удара и скорее всего даже не заметит этого. Но по-настоящему пугал
третий гость. Невысокий, щуплый, похожий на мальчишку-подростка, с узким,
землистого цвета лицом и взглядом, от которого мороз шел по коже. Смотрел он
пристально, словно прикидывая, что там у меня
Внутри. Я взглянула на всех по очереди и спросила без
энтузиазма:
— Может, вы скажете, в чем дело, или хотя бы уберетесь
к чертям собачьим?
— Сядь, — буркнул Толстяк.
Я хмыкнула и демонстративно огляделась, аскетизм моего
жилища не предполагал такие многолюдные сборища, и сесть в настоящий момент мне
было некуда, разве что на кровать рядом с худосочным типом со взглядом психа.
«А почему бы и нет?» — решила я и в самом деле села. Признаться, это произвело
впечатление. Толстый удивленно приподнял брови, Здоровяк у двери шевельнулся, а
сам псих посмотрел на меня с любопытством.
— Ну и вид у тебя, — покачала я головой.
— Шутишь? — пискнул он, проникновенно улыбаясь
мне. За такую улыбку режиссер фильма ужасов не пожалел бы миллиона. Я еще раз
покачала головой и добавила:
— Выглядишь паршиво. Извини, но что есть, то есть.
— Люблю разговорчивых, — пропищал он в ответ. У
парня явно были какие-то проблемы, создавалось впечатление, что ему перерезали
горло, а потом кое-как заштопали, и теперь он не разговаривал, а еле слышно
пищал.
