— Спасибочки. А как мне найти вас, если мои поиски
успешно завершатся?
— Об этом не беспокойся: мы сами тебя найдем.
— Ну, конечно… Извините, просто я давно не играла в эти
игры и забыла правила.
— Не беда, быстро вспомнишь. В конверте билет на
самолет, вылетаешь завтра в 8.30.
— Э-э, не пойдет, — прервала я начавшийся
инструктаж. — Устроиться здесь мне дорогого стоило, и я не хочу все
потерять. Может, эта комната вам не приглянулась, но я к ней привыкла. И другой
работы у меня тоже нет, времена тяжелые, а паспорт ворованный. Так что завтра я
пойду на работу, напишу заявление на отпуск, а где-нибудь ближе к обеду
согласна лететь хоть к черту на кулички.
— Самолет в 8.30, — сказал Толстяк. — Смотри,
не опоздай… — И добавил:
— Я могу поклясться собственным здоровьем: твой сын
жив, и ты его скоро увидишь, если, конечно, очень постараешься. А начнешь
хитрить — он умрет вторично, на этот раз по-настоящему.
С этими словами он направился к двери, Коротышка бодро
вскочил с кровати и неожиданно мне подмигнул, верзила предусмотрительно
распахнул дверь перед своим хозяином, а я сказала:
— Можно вопрос? Как вы меня нашли?
— Прошлой зимой твоя тетка получила письмо…
Было дело. Тоска замучила, и я написала тетке от имени своей
одноклассницы, мол, беспокоюсь, как дела и все такое. Ответа не получила, зато,
как выяснилось, здорово прокололась. Толстяк мне улыбнулся, и все трое
удалились.
Я схватила со стола чашку и запустила ее в дверь.
— Это не правда, — вцепившись в спинку стула,
сказала я. — Это не может быть правдой, я сама видела…
Но фотография лежала на столе, и повзрослевший на два года
Ванька улыбался мне, сидя за столом с листами бумаги и карандашом в руке. «А
вдруг правда?» — жалобно подумала я и заплакала от бессилия.
Дверь скрипнула, Райка Бякова, на удивление трезвая, сунула
голову в мою комнату и спросила шепотом:
— Кто был-то?
— Так, друзья, — шмыгнув носом и поспешно
отворачиваясь, ответила я.
— Как же, друзья. Век бы таких друзей не видеть, а этот
маленький — чисто упырь, аж дрожь берет, прости господи…
Утром я поднялась очень рано, отправиться в путешествие я
решила налегке, но кое-какие вещи собрать все-таки стоило. Пассажир без багажа
всегда вызывает подозрение.
Хотя вчера гости покинули меня в полном составе, я сильно
сомневалась, что окажусь совсем без присмотра. А мне предстояло кое-что сделать
без ведома хозяев. В семь я уже стояла возле дверей почты. Коллеги, в основном
молодые женщины, на работу частенько опаздывали. Сегодня я этому очень
порадовалась. Поздоровалась с уборщицей и прошла к своему столу. По дороге на
работу ничего подозрительного за своей спиной я углядеть не смогла, но это
вовсе не значило, что за мной не следят. Почту следует покинуть немедленно, а
главное, незаметно. Прикрыв дверь в нашу комнату, чтобы уборщица ненароком чего
не увидела, я прошла в служебное помещение. Здесь в стене находилось окно для
приема корреспонденции, выходившее во двор. Большим его не назовешь, но
пролезть можно, по крайней мере, я на это очень рассчитывала. По желобу,
обитому жестью, я подобралась к окошку, открыла его и, быстро оглядевшись,
выбросила сумку. Потом, вытянув руки, нырнула сама, успев шепнуть:
— С богом.
Приземление было скорее неприятным, нежели болезненным. Я
немного содрала кожу на руках, а в целом вышло неплохо. Подхватив сумку,
юркнула в кусты. Окошко, как я уже говорила, выходило во двор, сюда подъезжала
почтовая машина, а окна и входная дверь почты располагались со стороны улицы, и
я мудро рассудила, что мой страж, кто бы он ни был, приглядывает сейчас за ними.
Я быстро пересекла двор, используя кусты как естественное
укрытие, и вышла на соседнюю улицу. Уже через двадцать минут я подходила к
дому, где жил Виталий Сафронов, на сегодняшний день мой единственный друг.
Если, конечно, не считать вчерашних придурков. Но они, хотя и проявили обо мне
заботу, снабдив деньгами и билетом, ответных дружеских чувств так и не вызвали.
Рабочий день в тире начинался в одиннадцать, так что я
надеялась застать Виталия дома. И не ошиблась. Я позвонила, прислушалась и
уловила шум осторожных шагов и стук костылей по деревянному полу. Щелкнул
замок, а Виталий сказал:
— Толкни дверь.
Я толкнула и оказалась в крохотной прихожей. Хозяин квартиры
стоял, прижавшись к стене, чтобы я могла пройти.
— Привет, — улыбнулся он, посмотрел на меня и
перестал улыбаться. — У тебя неприятности?
— Как тебе сказать. Я уезжаю.
— Куда? — насторожился он.
— Далеко.
— Надолго?
— Как получится.
— Ясно. Проходи в кухню, выпьем кофе.
Пока Виталий ставил чайник на плиту, я на всякий случай
осмотрела двор, притулившись возле кухонного окна. Двор был пуст и подозрений
не вызвал. Я вздохнула и принялась накрывать на стол, размышляя, как потолковее
объяснить Виталию, что мне от него надо.
Он сидел за столом, курил и старался не смотреть в мою
сторону. Я придвинула к нему чашку кофе, села напротив и сделала пару глотков,
так и не решив, с чего следует начать. Он сам задал вопрос:
— Они тебя нашли?
— Кто? — удивленно вскинула я голову.
— Те типы, от которых ты пряталась, — пожал он
плечами.
— С чего ты взял, что я пряталась? Не помню, чтобы я
тебе что-нибудь рассказывала.
Он невесело усмехнулся, отодвигая чашку в сторону и
прикуривая следующую сигарету.
— Зачем рассказывать? У меня глаза есть. До того, как
без ноги остаться, я успел кое-что повидать… Ты появилась здесь в пальто с
чужого плеча, с чужим паспортом и нервным тиком. Ты знаешь, что у тебя веко
дергается? Правое? А взгляд у тебя такой, что им только гвозди заколачивать.
Что-то должно было произойти в жизни молодой красивой женщины, чтобы она
приобрела привычку так смотреть.
— Откуда ты знаешь про паспорт? — нахмурилась я.
