С утра в отделе доставки всегда шумно. Сегодняшнее утро не
было исключением, я выполняла привычную работу, слушала разговоры других
почтальонов, что-то сама отвечала, но думать могла только о парне в кожаной
куртке. Он бродит за мной по крайней мере три дня, что, на мой взгляд,
совершенно излишне. Следовательно, либо парень всего лишь пешка и ожидает
появление лица, которое может принимать решения, либо он вовсе не уверен в том,
что я — это я, и, пытаясь в этом разобраться, пока довольствуется слежкой.
Терпеливо ждать решения своей участи я никому не обещала, тем более что эта
самая участь была предрешена почти два года назад, следовательно, вторая
причина вероятнее. Кстати, она и мне самой нравилась больше: пока они заняты
выяснением моей личности, у меня остается шанс исчезнуть. Это как раз то, что я
собираюсь сделать. Но до поры до времени все должно выглядеть как обычно, чтобы
кожаный не обеспокоился и не стал проявлять излишнего усердия, да и удрать
сейчас просто не получится.
Я подхватила пачку газет и отправилась на свой участок.
Ходила от подъезда к подъезду, не оборачиваясь и не торопясь, всем своим видом
демонстрируя скуку, навеваемую ежедневной рутиной.
Парень, должно быть, остался доволен: я ни разу не изменила
привычный маршрут, а поведением чем-то напоминала заторможенную Людку
Черняховскую. Была среда, по средам работы у меня не так много, и на почту я
вернулась одной из первых.
Людка пила чай, сидя в уголке за перегородкой,
нахохлившаяся, хмурая и явно несчастная.
— Зарплату дадут? — сурово спросила она, сунув мне
под нос чашку с горячим чаем. В ответ я пожала плечами. — Дадут или
нет? — возвысила она голос.
— Чего ты орешь? — вздохнула я. — Я, что ли,
зарплату выдаю? Денег у меня кот наплакал.
— У меня их вовсе нет, — обиделась Людка.
— Ну и у меня примерно столько же.
— Но что-то ты об этом думаешь? — не унималась
она. С такими, как Людка, вечная неразбериха: то слова не добьешься, то
привяжутся, точно репей.
— Отстань, а? — попросила я.
— Как же, отстань, мне жрать нечего…
— Пей чай, — посоветовала я и пошла к своему
столу.
Людка замолчала, сердито сопя в своем углу, и вдруг
высказалась, к этому моменту я почти забыла о ее существовании и поэтому от
неожиданности даже вздрогнула.
— Тебя парень вчера искал.
— Что? — подняла я голову.
— Что-что, — передразнила она. — Парень.
— Какой?
— Твой, конечно. Расспрашивал.
— Что за парень, как выглядит?
— Почем я знаю? Не меня расспрашивал, а Зою Григорьевну
(Зоя Григорьевна заведовала нашей почтой), вечером явился. Девки говорят,
крутой, кольцо с бриллиантом, морда круглая, аж светится, и на иномарке
подъехал. Есть у тебя такой?
— Сегодня еще не было. Хотя иномарка — это неплохо,
особенно если морда светится.
— Вот-вот, — проворчала Людка. — Чего тебе
зарплату ждать, тут хоть подыхай, ей-богу, а вот у некоторых иномарки, мужики
богатые… Слушай, может, у него друг есть, мне все равно какой, хоть самый
завалященький, и иномарка без надобности, мне б только пару раз в неделю досыта
пожрать, слышь, а?
— Слышу, — кивнула я. — Спрошу, может, дружок
и отыщется.
— Ага… Только не забудь, ладно?
— Не забуду, — заверила я, мысленно ухмыляясь,
вряд ли бы Людке пришла охота знакомиться с кем-нибудь из дружков парня,
который вчера интересовался мною. Не из тех они людей, с кем приятно иметь дело
даже на сытый желудок.
Но Людке я это говорить не стала, пусть немного помечтает, а
заодно молча попьет чаю. Зарплату нам не платили уже три месяца, а Людка, как и
я, совершенно одинокая, сюда она прибыла из детского дома, находящегося где-то
у черта на куличках, ближе к Полярному кругу, и приходилось ей туго, хотя и
была она сызмальства привычной к голодухе.
— Может, дадут, — неожиданно вздохнула она через
полчаса, имея в виду зарплату.
Тут в дверь позвонили, появилась Татьяна Елагина со своей
сестрой Женькой, тоже почтальоном, и Людка переключилась на них.
А я продолжила пялиться в стену и пыталась напряженно
мыслить, но шарики, или что там есть в моей голове, упорно отказывались
шевелиться. Озарением даже не пахло, что неудивительно: я была слишком напугана
для того, чтобы хорошо соображать.
— Лена, Кудрявцева, — позвал кто-то нетерпеливо, и
я вздрогнула.
Лена Кудрявцева — это я. Если быть точной, мне принадлежит
только имя, в том смысле, что его мне дали при рождении, фамилию я приобрела
сама около двух лет назад при крайне неприятных обстоятельствах и не совсем
честным путем.
— Что? — встрепенулась я, надеясь, что некоторая
заторможенность покажется коллегам извинительной из-за моей углубленности в
работу.
— Тебя к телефону! — крикнула Женька и повертела в
руках телефонную трубку для того, наверное, чтобы я поскорее пришла в себя.
Приходить в себя я не спешила: за два года это был первый телефонный звонок,
адресованный мне. Неожиданный интерес к моей особе настораживал, а вкупе с
парнем в кожанке и вовсе наводил на невеселые мысли.
Я поднялась и на негнущихся ногах шагнула к телефону. Голос
в трубке был мужской, приятный и совершенно незнакомый.
— Да? — пискнула я, пытаясь вернуть сердце из
пяток на его законное место.
— Елена Петровна? — пропел мужчина и повторил еще
раз:
— Кудрявцева Елена Петровна?
— Да, — вторично сказала я. Вышло еще тише и еще
писклявее.
— Моя фамилия Бобров Виктор Степанович, следователь
Октябрьского РОВД, я бы хотел поговорить с вами по поводу вашего родственника
Кудрявцева Михаила Бенедиктовича.
— А что с ним? — насторожилась я, до сей минуты и
не подозревавшая, что у меня есть родственник, да еще с таким затейливым
отчеством. Голос на том конце провода приобрел некоторую суровость:
— Это не телефонный разговор. Вы не могли бы прийти к
нам завтра, скажем, часиков в одиннадцать?
— Нет, — ответила я. — В это время у меня
самая работа особенно по четвергам. Могу подъехать сейчас, минут через
двадцать. Почта, где я тружусь, недалеко от отделения… Или в пятницу, в любое
время после обеда.
— Хорошо, — с легкой заминкой согласился
он. — Значит, в пятницу, в 14.20, третий кабинет.
