— На какой еще вопрос? — заерзал он.
— Где мой сын, придурок?
— Я не знаю, — с легкой заминкой ответил он.
— Плохой ответ, Толстый. — Я взяла в руки пистолет
и демонстративно сняла его с предохранителя. — Ты ведь знаешь, терять мне
нечего, так что пристрелю тебя за милую душу.
— Я… я действительно не знаю. — Он так побледнел,
косясь на мою руку, что я почти поверила.
— Так-так, — покачала я головой. — Ты обещал
мне сына, а теперь говоришь, что не знаешь, где он.
— Я… я действительно не знаю, эта фотография попала ко
мне случайно. Мне была известна твоя история, и я решил, что деньги у тебя. Вот
и все. Я понятия не имею, где мальчик.
Я огляделась, заметила подушку на диване, маленькую, но
плотно набитую ватой, подошла, положила ее Лене на толстую ляжку и выстрелила.
Он взвыл, а Саша, приподняв брови, увеличил громкость телевизора.
— Я ведь сказала: времени нет, — напомнила
я. — Мне плевать на жизнь такой жирной свиньи, как ты, если речь идет о
моем сыне. Обещаю: будет больно и ты к утру истечешь кровью, так что не доводи
до греха.
— Я не знаю, — прохрипел он. — Честное слово,
не знаю…
— Хорошо, — кивнула я. — Мы пойдем другим
путем: говори, что знаешь.
— Хотя бы перевяжите меня…
— Я тебе «Скорую» вызову, но только после того, как ты
все расскажешь. Чем скорее мы закончим с этим, тем лучше для тебя. Начинай.
— Хорошо… О господи… Я узнал об этой истории от одного
подзащитного. Он утверждал, что у твоего мужа были огромные деньги, то есть
должны быть, если он ограбил своего хозяина. Я навел кое-какие справки. Узнал о
мальчишке… Этот секрет стоил мне больших денег…
— Очень занимательно, — хмыкнула я. —
Пожалуй, прострелю тебе колено.
— За что? — испугался он.
— За вранье. Ты заплатил за свой секрет, вопрос: с
какой стати раскошелился? Жив ребенок или нет, что тебе с этого? Кого ты
собирался им шантажировать, раз все, кому он дорог, погибли?
— Ты не погибла, — устало ответил Леня, тихонько
поскуливая и с каждой минутой все больше бледнея.
— Кто тебе об этом сказал?
Он посмотрел мне в глаза и заявил:
— Мой подзащитный, человек, который спрятал труп
молодого парня. Он нашел его на одной дачке, сказать где? Кое-кто рассчитывал
на труп, но на другой, а потом отправился проверить.
— Кто рассчитывал?
— Понятия не имею. О таких вещах не болтают. Парень
изъяснялся намеками, главное я понял. Я искал тебя и смог найти, а вот ребенок
исчез, мальчика куда-то увезли.
— Где он был?
— Дачный поселок Юбилейный, в двадцати километрах от
города. Когда мы туда приехали, дом был пуст, соседи ничего толком не знали:
дом стоит на отшибе, за высоким забором. Ребенка иногда видели, звали его,
кажется, Славик. С детьми он не играл и вроде бы жил с отцом. Это все. Он
исчез. Я клянусь тебе: больше ничего не знаю.
— Я бы могла поверить, — вздохнула я. — Но
все это выглядит чересчур фантастично. От кого ты узнал о ребенке?
— Я не знаю этого человека…
— Имя, иначе я прострелю тебе колено.
— Я не знаю, клянусь. — Он следил за моей рукой и
боялся дышать. Не скажу, что это радовало душу, скорее наоборот. — Я
наводил справки, и кому-то стало об этом известно, я говорю кому-то, потому что
однажды мне в офис принесли конверт: в нем была вырезка из газеты с фотографией
твоего сына. Там сообщалось о вашей гибели. Рядом лежала та самая фотография,
что сейчас у тебя. А потом позвонили по телефону и сказали: плати деньги — и
узнаешь, где мальчишка. Я заплатил. Но по этому адресу никого не было. Я понял,
что меня обманули, но к этому времени я уже напал на твой след и решил, что,
раз фотография у меня, мальчишка мне без надобности. Вот и все. Ты можешь меня
убить, но я действительно ничего не знаю о твоем сыне. Я даже не уверен, что он
жив.
Последнюю фразу произносить не следовало: мне очень
захотелось выстрелить. Толстяк это понял и торопливо закрыл глаза.
— Отдай пистолет, — сказал Саша и сделал шаг мне
навстречу, а я опустила руку, сказав Лене:
— Кончай трястись.
Он вздохнул и с благодарностью посмотрел на Сашу.
— Адрес, где жил ребенок, — сказала я.
— Поселок Юбилейный, улица Новодворская, дом 57. Но его
там нет. Может быть, там и жил какой-то ребенок, но уж точно не твой сын. Его
бы держали взаперти… — Леня осекся и закрыл глаза, ухватился рукой за крест на
груди и вроде бы молился. Крест выглядел внушительно: бриллиант и четыре
рубина, золотая цепь под стать кресту. Должно быть, Леня очень нуждался в
господней милости.
— Пошли отсюда, — кивнула я Саше. — Ты можешь
позвонить в милицию, Толстяк, но тогда я непременно вернусь и убью тебя.
— Я не позвоню, — торопливо заверил он. Я в этом
очень сомневалась, но мне было наплевать. Я уже выходила из комнаты, обернулась
и спросила:
— А что это за три недели, о которых ты болтал?
— Через три недели я должен уехать… — опять испугался
он и тихо добавил:
— За границу…
— С заграницей придется подождать, — усмехнулась
я, кивнув на его ляжку.
Мы вышли из квартиры, выбрались на лоджию, а затем на
пожарную лестницу. Даже выезжая со двора, ни милицейских сирен, ни одинокого
крика «Помогите!» не услышали. Видно, Леня еще не успел прийти в себя.
— Куда? — спросил Саша, сурово хмурясь.
— В поселок.
— Что ты собираешься делать там ночью? — Он
выглядел очень недовольным и вроде бы за что-то злился, наверное, не ожидал,
что я начну палить и калечить людей.
— Ты можешь высадить меня здесь, — отмахнулась я,
он посмотрел укоризненно.
— Я не могу высадить тебя здесь. И не могу послать тебя
к черту. Просто не могу. Хотя это было бы самым разумным. Ты лжешь на каждом
шагу и не желаешь посвящать меня в свои планы.
— А я обязана?
— Иди к черту! — Он отвернулся и стал смотреть на
дорогу.
— Куда мы едем? — догадалась спросить я через
некоторое время: стало ясно, что покидать город он не собирался, мы спустились
под мост в район старых узких улочек и одноэтажных домов.
