— Эта идея меня не вдохновляет, — съязвила
я. — Не люблю играть втемную. По опыту знаю: жутко невыгодно.
— Ты будешь присутствовать при нашем разговоре. Такой
вариант устроит?
— А он согласится? — усомнилась я. — Если
честно, мы с ним не очень дружим.
— Держи язык за зубами и, главное, не пытайся острить,
все остальное я беру на себя.
Он остановил машину и начал звонить, а я вышла и удалилась
метров на пять, демонстрируя тем самым полное доверие частным сыщикам с
настоящей лицензией. Вряд ли разговор с Батом поможет напасть на след Ваньки,
если Толстяк мне не врал, конечно. Лучше бы заняться мотоциклистом… но
пренебрегать никакой маломальской возможностью я не имею права…
— Он подъедет на площадь Маяковского, в восемь часов. Я
предупредил, что ты со мной.
— Он был счастлив?
— Я же просил: не пытайся острить. Юмор висельника не к
лицу красивой женщине.
— Ты это серьезно? — поразилась я.
— Насчет юмора?
— Нет, насчет красивой.
— А-а… Ты давно не видела себя в зеркале и забыла, как
выглядишь.
— Ладно, выберу время и непременно освежу впечатления.
— Замечательно. А сейчас поехали в какое-нибудь кафе, я
оголодал и в таком состоянии буквально ни на что не годен.
— Платить будет бедный парень?
— Конечно. Каюсь, люблю иногда приврать, так, самую
малость.
Площадь Маяковского в действительности вовсе не была
площадью. Проспект справа расширялся вплоть до зеленой лужайки перед древним
собором, слева, возле здания Исторического музея, приютился небольшой скверик с
кустами сирени, а в центре его памятник Маяковскому. Чем приглянулся поэт отцам
города, понять трудно, Владимир Владимирович никогда в наших краях не бывал, но
памятник здесь имел. Была еще городская библиотека, названная его именем.
Иногда в голову приходят очень странные мысли. В ожидании Бата я думала о том,
что великий поэт был крупным мужчиной, а наш памятник вышел уж очень небольшим,
вовсе не похожим на собрата в столице: маленький, неказистый, в светлое завтра
не зовет и сам вроде бы никуда не собирается. Не правильный какой-то памятник.
Если б Гоголь так стоял: задумчиво и отрешенно, или, к примеру, Пушкин — оно
понятно, а вот Маяковский…
— Бат приехал, — сказал Саша, и Маяковского
пришлось оставить в покое.
Саша договорился встретиться с бывшим соратником в городском
парке, который начинался сразу же за Историческим музеем, но мы решили
дожидаться его приезда на площади, отошли подальше от проезжей части и
устроились на скамейке метрах в тридцати от собора. Я ела мороженое, а Саша
следил за дорогой.
Бат объехал сквер с Маяковским, поставил машину на стоянке
прямо возле музея и зашагал в сторону парка.
Мы поднялись и торопливо направились следом, стараясь не
терять его из виду. Я собиралась нарушить Сашин запрет и произнести при встрече
что-нибудь бодрящее, Саша хмурился и вел себя немного странно, точно чего-то
опасался: может, они с Батом не такие уж дружки и мне тоже следует навострить
уши? Впоследствии я по достоинству оценила Сашину интуицию. Все произошло
мгновенно: мы, лавируя в потоке граждан, торопливо пробирались к скверу, а Бат
уже подходил к воротам парка, но вдруг развернулся на пятках и, нелепо взмахнув
рукой, рухнул на асфальт. А Саша упал на тротуар, больно дернув меня за локоть,
так, что я тоже вытянулась во весь рост.
— О, черт! — рявкнул он и повторил еще раза три с
остервенением:
— Черт, черт, черт!..
Закричала женщина, совсем рядом скрипнули тормоза, и кто-то
взвыл: «Убили!»
Народ в основном разделялся на две группы: одни кинулись в
сторону парка, влекомые любопытством, другие легли на асфальт, время от времени
с интересом поднимая головы.
— Что делается, а? — восхищенно пролепетала тетка
рядом со мной, а я сочувственно кивнула, одновременно прикидывая, не пора ли
выбираться отсюда. Если убийца Бата решит разделаться с нами, для него это
легче легкого: лежа на тротуаре среди десятка поверженных тел, мы являлись
отличной мишенью.
Саша, должно быть, думал так же, потому что, резко
поднявшись, побежал в сторону радиоцентра, рядом с которым мы оставили машину,
и при этом тащил за рукав меня. Радиоцентра мы достигли в рекордно короткое
время, милиционер выскочил из проходной нам навстречу и возбужденно спросил:
— Что случилось?
— Вроде стреляли… — отмахнулся Саша.
— Ну, что делается, а? — совсем как тетка
несколько Минут назад, ахнул милиционер, сделал пару шагов в сторону сквера,
но, как видно, вспомнив о своих обязанностях, вернулся в проходную, со злостью
хлопнув дверью. К этому моменту мы уже тронулись с места.
— Куда едем? — спросила я.
— На квартиру Бата. Вдруг там отыщется что-нибудь
интересное?
— Не думаю, что это хорошая идея, — заметила я. —
Вполне вероятно, квартиру захотят осмотреть менты.
— Они посетят ту, где он прописан. Ничего серьезного он
там держать не станет.
— Выходит, есть еще квартира? — В ответ Саша
кивнул.
Конспиративная квартира убитого Коротышки находилась в
центре города: небольшой четырехэтажный дом с двумя подъездами, с виду вполне
приличный. Квартира тоже выглядела прилично. Дверь Саша открыл с легкостью
фокусника, хоть и утверждал, что ключей от чужого жилища не имеет. Я прошлась
по квартире с некоторым любопытством. Бат успел-таки произвести на меня
впечатление. Первое, что бросилось в глаза, фотография в гостиной на полке в
дорогой темно-коричневой рамке с позолотой. На фотографии был запечатлен сам
Бат в обнимку с Сашей и еще каким-то парнем, все трое в пятнистой форме и лихо
заломленных на одно ухо беретах.
— Неплохо выглядишь, — кивнула я подошедшему сзади
Саше. Он извлек фото из рамки и убрал в бумажник, сказал, точно извиняясь:
— Это было давно…
Должно быть, он прав… На фотографии у покойного Коротышки
отсутствовал леденящий душу взгляд, как видно, он приобрел его позднее.
Саша принялся осматривать вещи, но делал это вяло. Закончил
примерно через полчаса и как будто успокоился, хотя и забыл сообщить мне: нашел
что-нибудь ценное или нет. У меня сложилось впечатление, что приехал он за
фотографией.
Все это время я сидела в кресле, краем глаза наблюдала за
его передвижениями и пыталась думать. Саша устроился на диване и хмуро
посмотрел на меня, затем отвел глаза и вздохнул.
