Тем не менее сейчас Кристина шла между деревьями по направлению к пруду с герцогом Бьюкаслом в разгар бала Мелани, потому что он сказал, что хочет ее, а она одним словом подтвердила, что испытывает то же чувство.
Это не поддавалось объяснению.
Но Кристина даже не пыталась понять. Она старалась ни о чем не думать.
Герцог молчал. Кристина тоже не спешила поддержать беседу. На самом деле ей эта мысль даже не приходила в голову. Они шли в молчании, музыка и звуки голосов из бального зала постепенно стихали позади них, и только уханье ночной совы и слабый шелест листьев над головами нарушали тишину. Теплая ночь после жаркого дня. Полная луна сияла на небе, и даже под сенью деревьев было достаточно светло.
На берегу пруда не было деревьев, и лунный свет проложил по воде блестящую дорожку.
Идеальная ночь для любовного свидания. К сожалению, Кристина и герцог Бьюкасл оказались здесь не для этого. Не выпуская ее руки, герцог повернул направо к поросшему травой бережку, полностью скрытому от взглядов гуляющих.
Здесь он остановился, но не сразу выпустил ее руку, а, обойдя спереди, накрыл ее губы своими.
Больше их ничто не останавливало. Из бального зала их не могли ни увидеть, ни услышать. И между ними не существовало притворства. Он сказал, что хочет ее, она сказала то же самое, и вот они здесь.
Их руки разомкнулись. Кристина обняла герцога за шею. Его руки обвились вокруг ее талии.
Их губы приоткрылись. Его язык проник в ее рот и сплелся с ее языком. Первобытное желание, пронзившее ее насквозь от груди до живота и внутренней поверхности бедер, было столь мощным, что ей потребовалась поддержка его рук и прижатого к ней тела, чтобы не упасть.
Его руки, сжавшие ее в объятиях, не оставили в ней сомнений относительно силы его желания.
Затем он опустил руки и, не прекращая целовать ее в течение нескольких секунд, высвободился из очень дорогого черного вечернего сюртука. Подняв голову, он повернулся, чтобы расстелить его на земле.
— Иди сюда, — позвал Вулфрик, — ложись.
Услышав его речь, Кристина осознала, что это были первые слова герцога с тех пор, как он предложил ей пройти к пруду, а утонченный акцент и легкая надменность его голоса лишний раз напомнили ей о том, с кем она сейчас. Однако осознание этого лишь распалило ее желание.
Кристина опустилась на землю, так что ее голова и плечи оказались на сюртуке герцога, а он лег на нее сверху и скользнул руками ей под юбку, а потом вверх по ногам, чтобы поднять верхнюю юбку и убрать нижние. Затем он расстегнул пуговицы на брюках. Одной рукой он придерживал Кристину за голову, второй — за подбородок, а сам в это время продолжал целовать ее.
В его действиях не было нежности, но Кристина упивалась неприкрытой животностью происходящего. Она ждала, что через несколько мгновений он войдет в нее и после этого все моментально закончится, поэтому сознательно наслаждалась каждой секундой. Она так изголодалась. Ей казалось, что прошло не два года, а целая вечность.
Она всегда голодала.
Всегда.
Оторвавшись от губ, герцог проложил дорожку горячих поцелуев по ее подбородку, шее и груди. Просунув большой палец в низкий вырез платья, он коснулся ее груди, потом обхватил сосок губами, обводя его языком. Тем временем его рука ласкала внутреннюю поверхность ее бедер, потом скользнула между ними, попав в потаенные места ее тела, которые он принялся изучать и ласкать до тех пор, пока голова Кристины не откинулась назад. Ее пальцы запутались у него в волосах, и она подумала, что можно сойти с ума от боли, рожденной наслаждением.
Когда он оказался между ее бедер, широко разведя их в стороны и просунув руки под нее, Кристина была уверена, что стала слишком чувствительной, чтобы близость доставила ей что-то, кроме боли. В самом деле, ощутив, как что-то напряженное и твердое входит в нее, она чуть было не взмолилась, чтобы он остановился.
— Пожалуйста, — прошептала она низким гортанным голосом, который сама не узнавала, — пожалуйста.
«Что-то» вошло в нее, но она оказалась влажной и скользкой, и, несмотря на то, что оно было большим и твердым, единственная боль, которую она ощутила, была боль наслаждения, готового в любую минуту взорваться внутри.
Боль и наслаждение, которых ей не доводилось испытывать раньше, о которых она даже и не мечтала.
Наслаждение взорвалось в ней, как только он начал двигаться внутри ее длинными, глубокими уверенными толчками. Кристина содрогнулась в экстазе и несколько минут лежала под ним, открытая и расслабленная, прислушиваясь к влажному ритму их совокупления, ощущая тяжелые, невероятно приятные удары его тела. Однако по прошествии нескольких секунд ее наслаждение перестало быть пассивным, а затем оно превратилось в боль, и желание, и новое освобождение, на пару мгновений предупредившее освобождение мужчины, который замер в ней и вонзился еще глубже, прежде чем она почувствовала в глубине своего существа его горячую струю.
На несколько секунд герцог расслабился и опустился на Кристину всем телом, потом скатился с нее, сел и поднялся с земли. Повернувшись к ней спиной, он привел в порядок одежду, а затем отошел к самой кромке воды в нескольких ярдах от того места, где лежала Кристина, и остановился, устремив взгляд вдаль. Высокий красивый мужчина в вечерних бриджах и расшитом жилете с белой сорочкой, щедро отделанной кружевом на манжетах и воротничке.
Герцог Бьюкасл.
Кристина села и привела себя в порядок, насколько это было возможно без щетки для волос и зеркальца. Подтянув колени, она обхватила их руками и вдруг почувствовала, что ноги у нее слегка дрожат. Ее груди стали нежнее. Хотя внутри у нее слегка саднило, она чувствовала себя просто чудесно.
А еще эта ночь стала для нее откровением.
Она любила Оскара, по крайней мере в течение нескольких лет, и, уж конечно, никогда до конца не переставала любить его и никогда не считала супружеское ложе чем-то неприятным. В конце концов, такое происходило между всеми мужьями и женами. А если иногда она и чувствовала щемящее разочарование, то утешала себя разумной мыслью о том, что реальность редко соответствует мечтам.
Теперь же Кристина узнала, что реальность может соответствовать мечтам и даже намного превосходить их. Это только что произошло, и произошло именно с ней.
В то же время она понимала, что между ними не было нежности, не было намека на любовь или романтику, а значит, у них не было будущего.
И все же ей это понравилось.
А разве одни только мужчины могут получать чисто физическое удовольствие от этого процесса? Разве на долю женщин должно выпадать одно лишь эмоциональное наслаждение? Кристина не испытывала никаких иллюзий и, естественно, не думала, что влюбилась в герцога. Что за нелепость?
И как потрясающе!
