Молодые супруги ехали в Боудли-Хаус в разукрашенном свадебном экипаже – впервые наедине. Но оба молчали. Кэтрин положила руку ему на рукав, и он прикрыл ее своей ладонью. Она не знала, о чем говорить. Виконт же, казалось, ни в малейшей степени не был расположен к беседе. Он смотрел в окно. И только тут Кэтрин поняла, как чудесен этот день – синее небо и яркое солнце. Только тут она поняла, что ей совсем не холодно, хотя на ней не было ни плаща, ни даже шали.
И затем, во время завтрака и после него, он не отпускал ее от себя, улыбался, смотрел на нее теплыми и благодарными глазами и сделал так, чтобы они побеседовали с каждым гостем – а приехали все приглашенные, безусловно, ради того, чтобы видеть эту пару, чей брак предотвратил продолжение скандала. Несколько раз, когда они беседовали в присутствии посторонних, он обращался к ней со словами “любовь моя”.
Это был фарс, который он разыгрывал тщательнейшим образом, чтобы восстановить ее доброе имя и заставить всех забыть о скандале.
И Кэтрин поняла: виконт, как благородный джентльмен, защищает ее, потому и взял на себя все последствия собственной неосмотрительности. Она поняла все это и была благодарна ему. И обижена. Как беспомощны женщины… Заложницы мужчин… Сначала мужчина подставляет тебе подножку и бросает тебя в грязь, а затем другой мужчина подбирает тебя, очищает и ставит на ноги.
Но так устроен мир.
Гости остались до вечера. В такой погожий день можно было прогуливаться в саду Или беседовать и пить чай в гостиной. В бальном зале были устроены даже импровизированные танцы под фортепьяно, хотя зал и не украсили должным образом.
Наступили сумерки, невесте и жениху пора было уезжать. Первую брачную ночь они должны были провести в ее доме, а поутру отбыть в Стрэттон.
Карета Клода, все еще украшенная, ждала новобрачных у парадных дверей.
Дафна и плакала, и смеялась, крепко обнимая их обоих. Клод же, не говоря ни слова, долго сжимал брата в объятиях, прежде чем обратился к Кэтрин. Он ласково ей улыбнулся и расцеловал в обе щечки.
– Берегите его, Кэтрин, дорогая, – сказал Клод. – Вы же знаете, что он вовсе не законченный негодяй и очень дорог мне. – Его глаза наполнились слезами.
Это было нелепо, но она жалела о том, что невозможно вступить в брак со всем семейством, а не с одним из его членов. Она любила Клода и Дафну.
Клейтон и Кларисса также поцеловали ее, первый – подмигнув, вторая – деланно улыбаясь.
И гости тоже улыбались и кивали им – на террасе, казалось, собралась целая толпа.
Потом лорд Роули помог молодой жене сесть в карету и сам уселся рядом. Кто-то снаружи захлопнул дверцу экипажа, и они сразу окунулись в темноту и тишину. Карета, покачиваясь, тронулась с места.
Виконт Роули! Она уже могла думать о своих новых родственниках, мысленно называя их по именам. Но этот человек даже в мыслях ее оставался титулованной особой. Рекс? Она вовсе не была уверена, что когда-либо сможет произнести его имя вслух. Имя собственного мужа. Муж… Это слово вдруг показалось ей совершенно неуместным. А он сидел с ней рядом – сидел, откинувшись на спинку и прикрыв глаза.
– Ну что же, Кэтрин, – сказал он наконец, – ущерб, вам нанесенный, возмещен. Ваша репутация восстановлена.
Она сидела совершенно неподвижно. Если она пошевелится – то непременно ударит его. Со всей силы.
– Кэтрин Адамс, виконтесса Роули, – произнес он. – Уинтерс вы или Уинсмор – теперь это не имеет никакого значения.
Вот так. Она лишилась даже своего прежнего имени. У нее нет никого, кроме этого человека. Она носит его имя и стала его собственностью. Его имуществом. Имуществом, совершенно ненужным. Хотя, возможно, она нужна ему в постели и для продолжения рода. Кэтрин старалась держать себя в руках, дышала глубоко и размеренно. Нельзя впадать в отчаяние – она знала это по опыту.
Когда экипаж выехал на дорогу, проходившую через деревню, он снова заговорил. Глаза его все еще были закрыты.
– Скажите мне, Кэтрин, молодая супруга моя – девственница?
Кэтрин предполагала, что виконт уже сам сделал определенные выводы – ведь она жила инкогнито. Она ожидала, что он спросит ее об этом, прежде чем женится на ней, если у него имелись какие-то сомнения. Но видимо, понятия о чести запрещали ему задавать подобные вопросы одинокой женщине. И вот теперь он задал этот вопрос…
– Нет, – ответила она без всякого смущения, и, возможно, именно поэтому ответ ее прозвучал как вызов.
– Так я и думал, – сказал он с мягкой улыбкой.
Большую часть дня Тоби просидел взаперти, хотя мисс Доунз, судя по всему, заходила ближе к вечеру, чтобы выпустить его минут на пять. Терьер приветствовал хозяйку громким лаем – пес прямо-таки обезумел от радости. Он прыгал вокруг Кэтрин, а когда та наклонилась, чтобы погладить его, лизнул ее в лицо.
– Ему нужно выйти, – пробормотала она, и терьер бросился к входной двери, повизгивая от волнения.
Выпустив собаку, Кэтрин и сама вышла из дома. Она отсутствовала почти десять минут.
Виконт же тем временем зажег на кухне две свечи. С очагом возиться не стал, решив, что ночь не очень холодная, – к тому же он не собирался долго находиться внизу.
Виконт был не в духе. И не столько потому, что Кэтрин оказалась не девственницей. Об этом он и прежде догадывался. Более того, он удивился бы, услышав другой ответ. По крайней мере, рассуждал виконт, не будет досадных помех – стыдливости, боли и прочего.
Нет, его раздражало другое: она упорно отказывала ему, хотя уже принадлежала другому мужчине. Или мужчинам. Он не сумел ее соблазнить, и это нанесло удар по его самолюбию.
Конечно, теперь совершенно ясно, что с ней произошло. Она состояла в связи с мужчиной, который по какой-то причине не мог на ней жениться, и в качестве наказания семья заставила ее жить в деревенской глуши. Помощь же от семьи она получала до тех пор, пока оставалась там, где ей ведено.
Неприятно было думать, что эта жизнь нравилась ей больше, чем та, которую он ей предложил. Неприятно было сознавать, что он увозит ее из этого дома чуть ли не силой, против ее воли. И очень не хотелось думать о том, что он овладеет ею насильно, хотя насилие это и узаконено недавно свершившимся обрядом.
Черт побери! Еще совсем недавно он смеялся над тем, как удалось спастись Нэту, а потом и Идену, а для него спасения не было. Интересно, посмеются ли они над ним? Он написал им в Данбертон, сообщая о предстоящем бракосочетании. Впрочем, вряд они станут смеяться. Друзья поймут, в каких обстоятельствах он оказался и что он чувствует. Они отнесутся к нему с сочувствием.
Проклятие! Он нуждается в сочувствии!
Задняя дверь отворилась, и в кухню вбежал Тоби. За ним шла Кэтрин, но не так быстро. Ее атласное платье поблескивало при свете свечей; оно совершенно не соответствовало обстановке коттеджа.
