– Гм… – Он отпустил монокль, который повис на ленте, и предложил ей руку. – Разве ваши ножки такие уж большие, что на них легко наступить? Видите ли, я достаточно хорошо воспитан, чтобы их рассматривать.
Но он ни разу не оступился. Напротив, когда он кружил ее в вальсе, так что перед глазами ее в чудесном калейдоскопе мелькали разноцветные наряды дам и сверкающие драгоценности, у нее возникло ощущение, что она вовсе не касается пола. Если бы она знала, что он так замечательно вальсирует, она никогда не отказалась бы танцевать с ним на первом балу сезона. А впрочем, нет – он вел себя слишком снисходительно, уверенный, что один только взгляд его голубых глаз способен навеки ее пленить.
Да, глаза у него были удивительно голубые и проникновенные, но какое это имеет значение?
– Позвольте мне проводить вас на ужин, – сказал он по окончании танца, который пролетел слишком быстро. – Или вы намерены продемонстрировать свою независимость и предпочтете сами выбрать себе место?
– Я не голодна, – заявила она, беря его под руку. – Лучше проводите меня в сад.
Он опять удивленно вскинул брови, и его рука сама собой потянулась к моноклю.
– Мы чувствуем себя влюбленными, мисс Бергланд?
– Не берусь ответить за вас, милорд, но я – определенно нет. Просто мне необходимо с вами поговорить.
– Ах, вот в чем дело. Любопытно!
В освещенном фонарями саду повсюду были установлены скамьи для отдыха. Было довольно прохладно, зато пустынно: гости явно проголодались после танцев, в которых они провели половину вечера, и дружно устремились за столы.
– Я хочу узнать побольше о мистере Пинтере, – сказала Л авиния, как только они вышли в сад.
– На вашем месте я не стал бы им интересоваться, – осторожно посоветовал Иден. – Бедного Ната хватит апоплексический удар, если он узнает, что ваш интерес к нему не угас.
– Не будьте таким нудным. Вам известно, что он шантажирует Софи?
Он замедлил шаги и некоторое время молчал, обдумывая ее слова.
– Вы это наверняка знаете? Значит, она вам открылась? Она не сказала об этом Нату, когда сегодня днем он вернул ей ожерелье и кольцо. Но все равно лучше вам в это не ввязываться. Дело может принять неприятный оборот.
Лавиния презрительно усмехнулась:
– Я провела с Натом целых три дня, изображая по уши влюбленную в него невесту, которая готова его простить, хотя он проиграл семейное состояние и не может купить мне новое кольцо и подарок на свадьбу. И в качестве вознаграждения за мои труды меня стоило бы произвести в святую или по крайней мере ввести меня в курс дела. Но я никогда не мечтала стать святой – в первый же век мне надоело бы таскать на голове нимб и бренчать на арфе.
– Нат не говорил нам, что вы ему помогали.
– Но это так. Так расскажите же мне все, что вам известно о мистере Пинтере.
– Чтобы вызвать у вас еще большее негодование? Но это невозможно – дальше уже некуда ехать. Нат готов убить этого ублю… – Тут лорд Пелем закашлялся. – Мы не хотим видеть, как его за это повесят. И если вы имеете на него влияние, постарайтесь отговорить его от этой идеи. Хотя, наверное, я напрасно к вам обращаюсь.
– Нат рассказал мне о жестокости мистера Пинтера, – сказала она. – О том, как он не упускал ни малейшего промаха со стороны своих солдат, за что посылал их на порку, наблюдая за ней с огромным наслаждением.
– Гм… – пробормотал Иден.
– Нат ужасно смутился, когда я предположила, что мистер Пинтер предпочитал устраивать для себя эти спектакли, чем воспользоваться проституткой.
Тут лорда Пелема одолел настоящий приступ кашля.
– Я бесконечно вам благодарен, – проговорил он, когда приступ прошел, – что вы завели меня в темную часть парка. Вероятно, кто-то распустил злобный слух, уверяя, что вы леди?
– Оставьте глупые шутки! Так вы думаете, это действительно так? Что он… со странностями?
– Думаю, вряд ли… – чопорно заговорил лорд Пелем, но Лавиния не обратила на это внимания.
– Да, да, – нетерпеливо сказала она. – Но как вы не понимаете? Шантажисту нельзя просто пригрозить пальцем и сказать ему, чтобы он бросил это дело и вел себя хорошо. И не стоит останавливать его убийством, за которое можно оказаться на виселице, как вы сказали. Единственный способ покончить с ним – это действовать его же оружием.
– То есть? – спросил Иден, останавливаясь и поворачиваясь к ней лицом, хотя они не могли хорошо видеть друг друга, поскольку находились под деревьями, куда не проникал свет от фонарей.
– Это значит, что мы должны найти в его прошлом такие факты, которые он предпочел бы скрывать.
– То есть шантажировать его?
– Конечно! А о чем же еще я говорю! Если он еще раз посмеет нагнать страху на Софи – хотя я положительно представить себе не могу, что она могла такого сделать, – но если он посмеет даже подумать об этом, тогда мы должны рассказать о нем всем и каждому. Но сначала мы предупредим его о том, какие последствия могут иметь его поступки.
– Боже мой! – воскликнул он. – Но вы настоящая фурия!
– Да, когда дело касается защиты моих друзей, – согласилась она. – Если мистер Пинтер действительно получает удовольствие – точнее, особый сорт удовольствия, – когда наблюдает за поркой обнаженных людей, и если у нас будет достаточно доказательств, чтобы это его встревожило, только тогда мы можем положить конец его травле Софи. Так мы приступим к этому?
– Мы? – растерянно спросил он.
– Да, мы, – твердо заявила она. – То есть вы и я. Нат немедленно отошлет меня в Боувуд, стоит мне только заикнуться об этом.
– Нет, мисс Бергланд, – так же решительно отрезал он. – Мы – это я, Рекс, Нат и Кен. Но я нахожу вашу мысль отличной, и, признаться, мне стыдно, что мы сами об этом не подумали. Не очень-то сообразительными мы оказались.
– Ну, хорошо, – подумав, уступила Лавиния. – Но только при условии, что я обо всем получу полный отчет. И не вздумайте заявить мне, что подробности не предназначены для утонченного слуха леди.
– Точнее, для вашего слуха? – сказал он, поднимая монокль и вставляя его в глаз, забыв о том, что они находятся в темном саду. – Осмелюсь сказать, что ваши ушки сделаны из железа.
Лавиния улыбнулась ему:
– Уверена, вы с друзьями спасете Софи. Не хотелось бы мне оказаться на месте мистера Пинтера. Думаю, когда вы вчетвером навалитесь на него, это будет стоящее зрелище.
И они усмехнулись друг другу в непривычном единодушии.
– Полагаю, – заговорил он, – если я возьму на себя смелость поцеловать вас, след ваших пальчиков отчетливо запечатлеется на моей несчастной физиономии, после чего я уже не решусь вернуться в бальный зал?
Она задумчиво посмотрела на него:
