Родители нас ждали за накрытым столом на веранде, мама
улыбалась и подкладывала Диме лучшие куски, наверное, подозревала: сил он
потратил немало, и их надо скоренько восстановить, а папа был необычайно
торжественен. С трудом выдержав два часа семейного праздника, я засобиралась
домой, вспомнив про важное дело. Дима меня поддержал, и вскоре мы уехали.
– Ты вел себя ужасно, – не удержавшись, попеняла я
ему по дороге в город.
– Милая, твои родители достаточно взрослые, чтобы
догадаться: господь создал мужчину и женщину с определенной целью.
– Надеюсь, он имел в виду еще что-то.
– Наверное, но мне об этом ничего не известно, –
засмеялся он.
– Ты совершенно невозможен, – пожаловалась я.
И тут… почему эта мысль пришла мне в голову именно в тот
момент, не знаю. Но она пришла, и я завопила:
– Останови.
Дима притормозил (ехали мы на его джипе, и за рулем был он),
я смотрела на него, находясь в это время на другом конце вселенной, и очень
удивилась, когда поняла: Дима расценил мой вопль весьма своеобразно. Мне
пришлось его разочаровать, я схватила телефон и набрала номер Вадима. Дима
хмуро наблюдал за этим, а когда я заговорила, демонстративно отвернулся к окну.
– Вадим, у Аделаиды есть подруга, Софья Васильевна,
полная такая дама, она еще красит волосы в фиолетовый цвет и носит смешные
кудряшки. Ее фамилия Агеева?
– Ага. Сын у нее в депутатах. Почему она тебя вдруг
заинтересовала?
– Так… – неопределенно ответила я, торопясь поскорее
закончить разговор. Смутные подозрения, которые мучили меня, вдруг обрели
реальные очертания, и я с удивлением подумала: как же мне раньше не пришла в
голову такая простая мысль? Я собралась звонить Юльке, но тут же поняла: она не
захочет меня слушать, мои догадки на нее никакого впечатления не произведут.
Беспокойство за нее только усилилось, и собственные подозрения необходимо было
проверить как можно быстрее.
– В чем дело? – спросил Дима, увидев мою перепуганную
физиономию.
– Скорее в город, – скомандовала я.
Дима лихо тронул с места, но по дороге попытался выяснить,
куда я, собственно, так тороплюсь и что вообще происходит. Ответить на
последний вопрос было не так просто, и я предпочла вовсе не отвечать. Зато
позвонила Аделаиде. Голос у старушенции был недовольный, не похоже, что она
обрадовалась моему звонку.
– Аделаида Викентьевна, – ласково запела я. –
Могу я к вам заехать на несколько минут?
– А в чем дело, Лизанька?
– Мне необходимо с вами поговорить.
– О чем? – насторожилась старуха.
– Лучше не по телефону.
– Деточка, я неважно себя чувствую и не готова к приему
гостей.
– Аделаида Викентьевна, голубушка, – запричитала
я. – Умоляю. Это для меня очень важно.
– Ну, хорошо. Разве что на несколько минут.
– Куда? – въезжая в город, спросил Дима. Я назвала
адрес.
Дима еще что-то сказал, но я его не слушала, пытаясь
выстроить линию поведения в предстоящем свидании.
Когда мы въехали во двор Аделаидиного дома, Дима остался
ждать меня в машине, а я поднялась на второй этаж. Дверь мне открыла Марья.
– Второй день не в духе, – сообщила она. –
Посуду бьет. Совершенно спятила.
– Князь давно был? – шепотом поинтересовалась я.
– Третьего дня. Лекарство привозил. Только не больно
оно действует в этот раз.
Тут из гостиной выплыла сама хозяйка. Голова ее была
перевязана белым платком, глаза смотрели страдальчески.
– Проходи, милая, только, умоляю, недолго. Не
возражаешь, если я прилягу?
Старуха устроилась в вольтеровском кресле, взгромоздив ноги
на банкетку, на столике рядом стояли пузырек с каплями, рюмка и бутылка с
коньяком. К лечению болезней Аделаида подходила по-своему.
– Аделаида Викентьевна, – стараясь говорить
спокойно, начала я. – Вы не могли бы организовать мне встречу с вашей
подругой Софьей Васильевной?
– Зачем тебе понадобилась эта зловредная
старуха? – удивилась Аделаида. После этого пришла моя очередь удивляться.
– Мне казалось, вы дружны.
– Мне тоже казалось. Она стала совершенно невыносимой.
Завела себе мопса, теперь он ей не нужен, что неудивительно, и она пыталась
сбагрить его мне. На кой леший мне собака? Машка собак не выносит, от них грязь
и блохи, я их тоже не терплю. Мы с Софьей разругались и теперь не
разговариваем.
– Как жаль, – только и могла вымолвить я.
Аделаида шумно вздохнула, до этого момента я готова была
поверить и в ее мигрень, и в ссору с подругой, но взгляд, который старуха не
успела отвести, вдруг меня насторожил, и я, нет, не поняла, а скорее
почувствовала: передо мной разыгрывают спектакль. Кстати, на это Аделаида была
мастерица.
– Так зачем она тебе понадобилась? – спросила она,
приглядываясь ко мне. От нее исходила настороженность и еще страх. Самый
настоящий, сродни тому, что мучил меня.
– Она сдавала квартиру девушке. Ее звали Даша.
– Вот как. Свою? Я об этом ничего не знаю.
– Нет, не свою. Соседка уехала и попросила ее
приглядывать за квартирой.
– Допустим, и что с того? У Соньки имеется своих пяток
квартир, не знаю, на что они ей. Она из пролетариата. – Это слово Аделаида
произнесла по слогам. – Вот и хапает всю жизнь ртом и задницей, чтобы
вновь не оказаться в родной стихии. Что у нее там за соседка?
– Она сейчас в Венгрии.
– А-а… слыхала про нее. Вышла замуж за иностранца, но
квартирку сохранила, должно быть, не верит, что счастье будет долгим.
– Аделаида Викентьевна, девушку убили, ту, что снимала
квартиру.
– В квартире убили?
– Судя по всему, нет.
– Тебе-то до всего этого что за дело?
– Я… я видела эту девушку незадолго до ее смерти. Мне
необходимо поговорить с Софьей Васильевной, чтобы кое-что выяснить.
