– И я, конечно, тоже, – присоединился к нему мистер Хатауэй. – Итак, все решено. Поскольку граф Клифтон тоже присутствует на этом приеме, предлагаю, чтобы вы двое, взявшись за руки, прогуливались по саду, изображая безумно влюбленных.
– Принято. – Фрэнсис, поспешно вскочив на ноги, протянул Софии руку, помогая подняться. – Можешь стряхнуть с меня траву, Софи.
– И не подумаю, сам себя отряхивай, – огрызнулась та.
– Видите? – обратился лорд Фрэнсис к остальной компании. – Бедняжка боится, что если хоть раз дотронется до меня, то уже не сможет убрать руки.
Мисс Синтия Максвелл снова опустила зонтик, чтобы скрыть краску смущения.
* * *
Она чуть наклонилась вперед на сиденье, чтобы было удобнее смотреть в окно экипажа. Деревня Клифтон ничуть не изменилась за те четырнадцать лет, что она ее не видела. С жадностью, укоряя себя за это, она пожирала взглядом приходскую церковь с изящной остроконечной верхушкой и мощенную булыжником дорожку, петлявшую по тихому церковному дворику.
Тогда после венчания они прошли по этой дорожке рука об руку, смеясь и горя желанием убежать от шумных поздравлений родственников, друзей и соседей, поскорее добраться до кареты, ждавшей за воротами, и спрятаться за занавесками. Там можно было целоваться, смотреть друг другу в глаза и улыбаться с не правдоподобным и неизведанным ранее ощущением того, что они муж и жена, что она его виконтесса.
Почти девятнадцать лет назад… Тогда ей было семнадцать, ему двадцать один, и они были опьянены чудом юной любви. Их родители с обеих сторон неохотно дали согласие на брак из-за ее молодости, но они оба настояли на своем.
Оливия Брайен, графиня Клифтон, откинувшись на спинку сиденья, закрыла глаза. Не хотелось видеть призраки тех юных влюбленных, сразу после свадьбы устремившихся в другую жизнь – жизнь, длившуюся неполных пять лет. Она давным-давно перестала об этом думать и теперь не хотела ворошить былое.
Проехав через деревню, экипаж направился к воротам расположенного в полумиле от нее Клифтон-Корта, бывшего имения свекра, которое теперь принадлежало ее мужу.
Оливия почувствовала, как внутри нее что-то непроизвольно сжалось от волнения. «Как он теперь выглядит? Узнаю ли я его?» – спрашивала она себя. Когда они виделись в последний раз, он был высоким и худощавым, темные волосы – густыми и длинными; его красивое мальчишеское лицо всегда светилось интересом к жизни-разумеется, кроме того последнего раза. Тогда ему было двадцать шесть, теперь – сорок.
Сорок лет ему исполнилось в мае, два месяца назад, а ей в сентябре будет тридцать семь. Он мужчина среднего возраста, она – женщина средних лет, и у них восемнадцатилетняя дочь. София отпраздновала свое восемнадцатилетие в Лондоне на следующий день после дня рождения отца. Восемнадцать лет назад роды длились весь день его рождения, но дочка появилась на свет только через два часа после наступления нового дня. Они радостно смеялись и нежно смотрели в глаза друг другу, когда ему было разрешено войти в спальню посмотреть на новорожденную. Оливия пообещала в следующий раз подарить мужу сына, но следующего раза не было. Четыре года ей не удавалось зачать, а потом он ушел, чтобы никогда не возвращаться.
«Узнаю ли я его?» От этого вопроса Оливии стало не по себе.
Письмо Софии было жалким, умоляющим, письма Марка – холодным, официальным и исключительно деловым, но оба заставили ее понять, что необходимо приехать. Оливия показала оба письма своему другу Кларенсу – сэру Кларенсу Уикхему, – и тот согласился с этим. Ей следует поехать, заключил он, потому что необходимо принять семейное решение, а все детали, безусловно, невозможно обсуждать в письмах.
София безумно влюбилась в Фрэнсиса Саттона, младшего сына герцога Веймаута, друга Марка. Как было сказано в ее письме, девушка влюблена без памяти, по уши, на всю жизнь. «Он красивый, обаятельный, умный, добрый, и вообще он лучше всех. И если когда-то у него была беспорядочная юность, то теперь все уже позади, он обожает меня и будет любить и заботиться обо мне всю жизнь. Хотя он младший сын и несколько лет вел беспутную жизнь, нельзя сказать, что у него нет видов на будущее, – кроме того, что после свадьбы он получит в наследство от отца деревню, он любимец и наследник пожилой и очень богатой двоюродной бабушки. Не можешь ли ты, мама, приехать и сама посмотреть, каким великолепным мужем будет Фрэнсис, и убедить папу, что с бесшабашными днями покончено. Прошу тебя, постарайся приехать. Пожалуйста!» Так говорилось в письме дочери.
«Наша дочь влюбилась в совершенно неподходящего молодого человека и прямо заявила о своем намерении выйти за него замуж или убежать с ним. Лорд Фрэнсис Саттон по меньшей мере безответственный щенок, чертенок, который устроит Софии веселую жизнь, если они поженятся. К тому же девочка слишком молода, чтобы думать о создании семьи. В общем, ситуация сложная. Молодые люди, к сожалению, во всеуслышание объявили о своем желании пожениться, и Веймаут с женой пришли в восторг от возможности породниться семьями. Я был вынужден пригласить в Клифтон их с сыном и еще нескольких гостей в надежде каким-либо образом избежать помолвки. Но Веймаут, похоже, уверен, что это праздник по случаю предстоящей вскоре помолвки. Не согласилась бы ты, Оливия, приехать в Клифтон, чтобы помочь наставить нашу дочь на путь истинный? Безусловно, София всегда больше прислушивалась к твоим словам, чем к моим», – написал ей граф.
И вот она здесь. Оливия почувствовала, как карета загромыхала по горбатому каменному мосту, и поняла, что из левого окошка уже должен быть виден дом, но, повернув руки вверх ладонями, принялась рассматривать их.
Софию нужно было отговорить от опрометчивого замужества. Несомненно, должен существовать некий способ решения проблемы. Графиня помнила Фрэнсиса маленьким озорным мальчиком на три или четыре года старше Софии, но Марк в своем письме назвал его повесой. Это могло означать, что он сорвиголова, игрок, пьяница и ловелас. Ловелас? София этого не заслуживала. Что угодно, только не это. Сейчас молодые люди влюблены, но это долго не продлится, он вернется к своей прежней жизни, как только сотрется блеск новизны брака, а Софии останутся в жизни страдания и неверный муж. Нет, девочка такого не заслуживала. «Пожалуйста, только не это, – молча молила Оливия невидимую высшую силу. – Пожалуйста. Дочь – это все, что у меня есть. Я не переживу, если мне придется увидеть, что София отвергнута и безнадежно несчастна».
Когда наконец уже нельзя было не замечать приближающегося дома, Оливия увидела, что парадные двери уже открыты, а София стремительно несется вниз по мраморной лестнице – хорошенькая, с модно подстриженными и завитыми темными волосами, очень похожая на своего отца, каким его помнила графиня, – и тянет за собой за руку улыбающегося красивого, высокого, стройного светловолосого юношу.
– Мама! – Девушка стояла у экипажа, едва не подпрыгивая на месте от нетерпения, в ожидании, когда лакей откроет дверцу и опустит ступеньку. – Я уж думала, ты никогда не приедешь, – затараторила она, едва открылась дверца. – Я говорила, что ты должна была быть здесь вчера, а папа говорил – нет, ты никак не могла проделать весь путь от Линкольншира до Глостершира так быстро, и приедешь не раньше, чем сегодня, а скорее всего завтра. Но я знала, что обязательно сегодня, раз не вчера. – Едва Оливия спустилась по ступенькам, София бросилась к ней в объятия. – Мне хочется, чтобы ты съездила в Лондон, мама, там так чудесно! А это Фрэнсис. – Обернувшись, она ослепительно улыбнулась молодому человеку и взяла его под руку. – Помнишь его?
