— Кончай ваньку валять, — нахмурился Кривошеин, — не в цирке.
— Да какой там цирк, гражданин начальник! Мать у меня, старая совсем. У неё, кроме меня, только кошка. А свидания не дают!
— Ты за этим меня повидать стремился? — сощурившись, строго оборвал его Иван.
— Проявите социалистический гуманизм, гражданин начальник! Мать за вас свечку в церкви поставит. Правда!..
— Хватит, не напрягайся. — Кривошеин нажал на кнопку. — Я тоже чту закон. Будет тебе свидание. В положенный срок. Уведите, — бросил он вошедшему конвоиру, на прощание не удостоив уголовника даже взглядом.
Он не заметил поэтому ни яркой искры, промелькнувшей в тёмных глазах Клеща, ни довольной ухмылки, тронувшей его губы.
Глава 28
«…ибо они не думают, что худо делают»
Больше всего сейчас Лизе хотелось поехать прямо домой. Нужно всё как следует ещё и ещё раз обдумать! До прихода Вани.
У неё никогда не было секретов от мужа. Ни разу в жизни! И вот теперь…
Снова и снова в ушах звучал голос, записанный на магнитофонную плёнку подсознания:
«Не сомневаюсь, что ты расскажешь всё Ивану. Собственно, организовывая нашу сегодняшнюю встречу, я изначально на это рассчитывал — кто лучше сумел бы донести до него необходимую информацию? Однако, зная тебя, Лизок, хочу дать один совет: не говори ему, что я — это я. Мне-то, в принципе, безразлично, а для него может кончиться плачевно, принимая во внимание его суперчестность. Вряд ли Ванёк скоро и успешно найдёт себя в каком-то другом деле, расставшись с нынешней службой. Не тебе же объяснять, что она для него значит? Хотя, повторяю, ты вольна поступать, как сочтёшь нужным, сказанное до сих пор — лишь совет, не более. А вот теперь — слушай внимательно…»
Всё было слишком неожиданно! Неожиданно и серьёзно. Очень серьёзно и… болезненно. И надо же, чтобы Никола, с его холодильником — именно сегодня! Как нарочно! И времени почти не осталось…
Коротко попрощавшись, она буквально выскочила из машины и устремилась в сберкассу.
— Елизавета Андреевна, минуточку!
Она обернулась. Стоя рядом с открытой дверцей, Костя держал в руках её сумки.
— Может, вас всё-таки подождать? — спросил он, возвращая их ей.
— Нет-нет, спасибо, езжайте! Я живу совсем близко, так что справлюсь…
Она была настолько расстроена, что не смогла даже сразу оформить бланк: то цифра не та, то сумма. В последний раз и вовсе другую сторону заполнила — чёрное «принять» вместо красного «выдать». Хорошо, хоть народу мало. Да и те, что есть, в основном, коммунальщики, ей не конкуренты. Разве что этот коротышка напротив…
* * *
— И ты с ним пошла? — не спросил даже, а скорее выдохнул Иван хриплым шёпотом.
Было очевидно, что смягчить удара не удалось. Таких глаз его Лиза не помнила. Может быть, лишь однажды, много лет назад…
И ещё. Именно в этот момент, уже после того, как она произнесла первые, самые трудные слова, Лиза поняла, что сумеет умолчать. О главном… Самом страшном… Возможно, единственном, о чём только и нужно было сказать!
Не в силах отвести взгляда от побелевшего лица мужа, она боялась лишь одного — заплакать, просто, по-бабьи, разрыдаться, уткнувшись лицом, нет — спрятавшись у него на груди! У неё не было даже этого, такого простого женского права. Она сама себя лишила его когда-то, многие месяцы глядя в иссушенные бедой и болью глаза матери, заживо потерявшей сына…
И потом, когда мамы, их мамы, не стало, Ваня тоже не видел её слёз.
— Конечно, милый, — ответила она, как могла спокойно. — Во-первых, я — врач. А кроме того — твоя жена.
И вдруг, вымученно улыбнувшись, неожиданно для себя самой уточнила:
— Впрочем, может быть, врач — во-вторых…
Иван взял жену за руку (совсем, как тогда ), усадил рядом и прижался колкой щекой к её ладони:
— Прости, родная. Рассказывай…
* * *
— Я уже боялся, что она не появится! «Светиться» почти три часа на Среднем, где негде затихариться, — удовольствие не из самых…
— А я тебя разве «светиться» посылал? — как всегда, тихо, но весомо перебил Богомол из своего кресла. — Когда ты, Малыш, научишься с главного начинать? Номер счёта — где?
Малыш, рост которого (в его тридцать с хвостиком!) действительно едва превышал полтора метра, слегка пожав плечами, развернул и молча протянул маленький бумажный прямоугольник.
— Как это понимать? — наморщил лоб Богомол. — Почему на бланке? Это она писала?
— На какой вопрос я должен отвечать вначале, гражданин «вначальник»?
— Я же сказал уже, — снисходительно усмехнулся Колчин, — на основной.
— Она была малость не в себе, когда приехала. Один за другим три квитка извела. Два разорвала, этот — просто смяла и бросила. Я, правда, тогда уже цифры и так переписал. Но решил, что этот трофей тебе больше понравится.
— Верно решил, — Богомол был явно доволен. — А что значит «была не в себе»?
— Вот, как раз с этого я и хотел начать! Ты уж сам суди, что важнее. Понимаешь, она была чем-то очень… то ли расстроена, то ли рассержена. Может — и то, и другое… В общем, мрачнее тучи, приехала уже перед самым закрытием — около семи. Судя по баулам — шарилась по лабазам…
— Ещё расскажи, что она купила на «покушать»!
— Шарилась по лабазам, — не сдался на сей раз Малыш, — а в кассу — приехала! На «Москвиче». Понимаешь? Она опаздывала!
— Ну и что? В ларях — очереди.
— Часы-то — на руке! Но суть не в том! — Малыш поднял указательный палец. И хотя это выглядело довольно смешно, Богомол даже не улыбнулся. — Главное — кто сидел за рулём!
— Рожай уже!
— Косссьтик! — вымолвил шкет с присвитом — словно нипель спустил.
Молниеносно и грозно нахмурившись, Богомол чуть подался вперёд:
— Ты уверен, что не ошибся?
Малыш ответил красноречивым взглядом, подкрепив его известным жестом.
Колчин поднялся с кресла, сделал несколько шагов по комнате и, остановившись, снова посмотрел на маленького разумника:
— Значит, гадёныш — через докторшу…
Он оборвал себя на полуфразе и, странным образом хищно оскалившись, в задумчивости почесал зубами губу.
— Тем более надо давить педали! Ладно, этот момент я обмозгую. — Он вновь перевёл взгляд на квиток, который так и держал в руке. — Говоришь, переписал цифирьки? Ну-ка, покажи!
Малыш достал из кармана вторую бумажку. Сверив оба номера, Богомол тут же вернул её.
— Прямо сейчас отвезёшь Корейцу — он знает, что делать.
