Элеонора Ивановна сердито топнула ногой.
— Уж мне-то про цену не рассказывайте! Я профессионал!
Цена остается та же, плюс двести сверху, потому что теперь вам понадобится еще
один.
— Вы от жадности утратили всякую адекватность, —
ответила на это трубка. — Двадцать за всё про всё, и ни цента больше.
— Нашел дурочку! — Старуха засопела. —
Смотрите, пожалеете. Вот он придет послезавтра, этот человек, и я ему все
скажу. То есть, не всё, конечно. — Она хихикнула. — Кое-что. Ну как,
не передумаете?
— Нет. И не звоните мне больше, старая ведьма.
Конец разговора, частые гудки.
В последующие двое суток — ночь, день, ночь да еще пол-дня —
с Николасом Фандориным ничего особенного не произошло, так что можно на время
его оставить. Зато с Рулетом приключилось нечто совершенно невероятное. То
есть, наверное, все-таки не приключилось, а приглючилось. Хотя… Ну, в общем,
дело было так.
Про Рулета и его прик(г)лючение
Во вторую ночь это случилось, после полуночи. Сидел Рулет на
подоконнике, смотрел на звезды. Всего час как вмазался, так что было ему хорошо
— и заблудившейся душе, и бедному отравленному телу.
Звезды были яркие, конкретные, плюс аппетитная луна, до
которой хотелось дотянуться рукой, но Рулет понимал, что это подстава.
Потянешься и навернешься с третьего этажа, реально.
Внизу прошелестели шины. Это во двор въехала «скорая
помощь». Особенная такая, как ее… Реанимобиль, вот как. Фонарь на крыше
медленно вращался, и это тоже было красиво. Рулет немножко посмотрел, как
голубые лучи подсвечивают мрак, и снова задрал голову к небу.
Потом, через какое-то время слышит снизу: чмок-чмок.
Опустил голову, удивился.
По стене, вдоль водопроводной трубы, но при этом ее не
касаясь, полз Спайдермен, Человек-Паук. Неторопливо полз, основательно.
Присосется верхней рукой-щупальцей — отрывает от стены ногу. Присосется ногой —
переставляет руку. Чмок-чмок, чмок-чмок. Башка большая, абсолютно круглая,
глазищи — словно капли.
— Кул, — сказал Рулет, не испугавшись, а скорее
обрадовавшись — очень уж прикольный был глюк.
Вот вчера, когда на хороший «хлеб» бабла не хватило и
пришлось зарядиться какой-то отстойной дрянью, был полный караул. Утром Рулет
подполз к умывальнику, рожу сполоснуть, а умывальник вдруг возьми да оживи.
Краник холодной воды оказался липкий, словно клеем намазанный — пальцы приросли
намертво. Хромированная трубка вытянулась навроде змеи и обмоталась вокруг
второй руки. Как стиснет запястье! Рулет заорал от страха и боли, задергался,
но умывальник держал его крепко. Заглянул в зеркало, а там страшная рожа
мертвяка: белая, костлявая, глаза будто две ямы, и под ними жуткие лиловые
круги.
Тут он реально застремался. Зажмурился, головой затряс.
Смотрит — мертвяк пропал, в зеркале его, Рулетово лицо, каким оно было
давным-давно, на школьной фотке. Гладкое такое, ясное. Не успел обрадоваться,
как на лице начали проваливаться дырки — одна, другая, пятая, десятая. Сделался
Рулет, как кусок швейцарского сыра — кошмар. И послышался голос, то ли из
зеркала, то ли из слива: «Не отпущу. Ты мой, мой до дыр…».
Вот это была конкретная страшила. А Спайдермен — подумаешь,
даже интересно.
Как в старые времена, когда циклодолом баловался. От него
бывали классные зоомультики. И про паука тоже. Как-то сидел Рулет в кресле,
накушавшись цики, пялился в потолок, а там паучок в паутине, и с каждой
секундой его видно всё отчетливей. Потом — бац: не паучок это, а фашистский
летчик, и не паутина у него, а самолетный прицел. Как начал сажать по Рулету
трассирующими очередями, прошил всего огненными пулями — кайф.
Короче, Человеку-Пауку Рулет был рад. Высунулся из окна,
протянул руку, помог перелезть через подоконник.
Костюмчик у Спайдермена был суперский, совсем как в кино.
Красный, весь прошитый черными нитями, а глаза выпуклые, блестящие, и где-то в
их глубине искорки поблескивают.
— Здорово, я к тебе, — сказал гость.
Поручкались, причем лапа человека-насекомого прилипла к
Рулетовой ладони, но это было не страшно и не противно, совсем не как с
Мойдодыром. Даже смешно.
— Ой, прилип. Сорри, — извинился Спайдермен и,
чем-то там чмокнув, отлепился. — Рулет, просьба к тебе есть, ерундовская.
А я тебя за это научу по стенам лазить и в паутине висеть. Знаешь, как кайфово?
Качаешься — чисто в гамаке. Сделаешь?
— Сделаю, — пообещал Рулет. — А чего надо-то?
Паук сказал. Оказалось, в самом деле ерунда. Рулету сейчас
ничего было не жалко, особенно для такого гостя.
Тот вежливо поблагодарил и говорит:
— Оставил бы я тебя кайф досасывать, но ведь отмокнешь
скоро. Начнешь закидываться, орать, что обокрали. Начнешь ведь?
— Начну, — признал Рулет, не желая ни в чем
перечить новому другу. — Можно я тебя по башке поглажу?
Очень уж у Спайдермена круглая башка была.
— После. А сейчас со мной пойдешь. Лады? Ну, Рулет и
пошел. Фигли было не пойти?
В назначенный день, ровно в три часа, Фандорин явился на
Тверскую. Волновался, конечно. Что из всего этого выйдет — культурное событие
мирового значения или пшик?
Но с первой же минуты, едва увидел Элеонору Ивановну, понял:
не пшик.
Фату-Моргану сегодня будто подменили. Она сразу открыла
дверь, сказала «а-а, ну-ну» и даже улыбнулась — правда, какой-то двусмысленной
и даже несколько зловещей улыбкой. Может, по-иному просто не умела?
На нетерпеливые расспросы сказала:
— Сейчас, сейчас. Сначала деньги. С вас 5803 рубля 14
копеек… Нет, сдачи нет, я же не кассир.
Пересчитала пятисотенные купюры, проверила на детекторе
ультрафиолетом. Кивнула.
Дальше и вовсе произошло чудо. Предложила чаю и налила в
стаканы какой-то бледной жидкости, пить которую Ника не решился. Не притронулся
он и к курабье, тем более что в вазочке лежало всего три печеньица.
— Так что? — взмолился он. — Достоевский это
или нет?
Элеонора Ивановна опять улыбнулась. Определенно, ее
непривлекательное лицо от улыбки делалось еще менее приятным. Такое нечасто
увидишь.
— Не будем забегать вперед. По порядку.
Она взяла распечатку, поправила свои темные очки и начала
тоном музейной экскурсоводши:
