— Вы извините, Дмитрий Прокофьевич… Мы с Родей немного
повздорили. Но у нас всегда так. Не успеем насмерть разругаться, как уж и
помирились. Люблю я его очень, а он меня.
— Ты не ври, не ври, — сконфузился
Раскольников. — Девичьи сантименты. — И вдруг неожиданно
сказал. — Митька, ты хотел меня к своему сыщику вести. Пошли, что ли?
— А как же маменька? — ахнула Авдотья
Романовна. — Я обещалась тебя привести, она ждет.
Родион Романович поморщился:
— Я… после к ней зайду. Надо дело одно закончить.
— Это верно, — поддержал его Разумихин. — Мы
у родственника моего, которого ваш брат «сыщиком» обозвал, деньжонок подзаймем
и Родион Романыча слегка приоденем. А то что ж его таким чучелом вашей матушке
предъявлять? Она, пожалуй, напугается.
Это соображение, очевидно, показалось барышне резонным.
— Спасибо, что заботитесь о Роде, Дмитрий
Прокофьевич, — ласково молвила она. — Вы только будьте с ним, хорошо?
Мне отчего-то покойно, когда вы рядом.
Разумихин от удовольствия весь вспыхнул, а у Раскольникова
удивленно приподнялись брови.
— Я сейчас провожу ее до дома, подниматься не
буду, — сказал он. — Дуня, вы ведь на Вознесенском?
— Да, недалеко. Нам с маменькой Петр Петрович временно
снял комнату, — ответила сестра, с особенной твердостью произнеся имя
своего жениха.
Лицо брата покривилось.
— А твой сыщик где квартирует? — повернулся он к
Разумихину.
— На Офицерской. Такой серый дом с зеленою крышей,
знаешь? Порфирий во втором этаже, слева. Это, брат, славный парень, увидишь!
Недоверчив, скептик, циник, надувать любит, то есть не надувать, а дурачить, но
дело знает. Очень, очень желает с тобой познакомиться. Он, видишь ли…
— Встретимся через час у подъезда, — оборвал его
Раскольников, вновь переходя от приподнятости к мрачности. — Поглядим,
поглядим…
Последнее было произнесено едва слышно, себе под нос.
И приятели разошлись, каждый в свою сторону.
От угла Дмитрий обернулся, чтоб еще раз взглянуть на Авдотью
Романовну. Она шла рядом со своим братом высокая, стройная, и что-то
выговаривала ему, слегка придерживая за рукав. Раскольников дернул локтем,
высвободился.
Вздохнув, Разумихин стал прикидывать, как бы с толком
провести целый час свободного времени.
В назначенное время оба они сошлись перед домом Порфирия
Петровича. Разумихин был хмур, Раскольников возбужден, и даже слишком.
Еще издали, завидев Дмитрия, он со смехом крикнул:
— Эй, Ромео! Что это ты, прихорошился, волоса расчесал?
— Ничего я не расчесывал, — попался на удочку
Разумихин, хватаясь за волосы и краснея, отчего Родион Романович расхохотался
еще пуще.
— Просто роза весенняя! И как это к тебе идет, если б
ты знал! Ромео десяти вершков росту!
Взбешенный Дмитрий замахнулся на него кулачищем, но Раскольников,
всё хохоча, увернулся и проскользнул в подъезд. Помедлив мгновение и сердито
топнув ногой, Разумихин пошел следом.
В эту минуту к окну второго этажа подошли двое, Порфирий
Петрович и Заметов.
— Пришел все-таки, — заметил первый. — Это он
от куражу, от дерзости. Утвердиться перед собой хочет, после утрешнего
припадка. Ну, и беспокойство, конечно. Понимает, что на подозрении. Или же
совсем наоборот…
— Как это «наоборот»? — не понял Александр
Григорьевич.
Пристав вздохнул.
— Никого не убивал, ни в чем не виноват. Просто
нервный, взбалмошный мальчишка-с. В обморок давеча пал от духоты, по причине
нездоровья, а мы тут с вами нагородили турусов на колесах. Сейчас пощупаем.
В прихожей тренькнул колокольчик.
Надворный советник, однако, и не подумал идти отпирать, а
преспокойно зажег папиросу и затянулся дымом.
Заметов хотел идти сам, но пристав удержал его.
— Не надо-с. Там незаперто. Митя сам войдет. Я хочу
поглядеть, как наш Р.Р.Р. в комнату прошествует, это важно-с. А вы, батенька
Александр Григорьевич, вон туда сядьте, к столу. Будто бумагу казенную пишете.
Вы мне здесь, после обморока, чрезвычайно нужны. Пишите себе, в разговор не
вступайте, а только время от времени на объекта пристально так поглядывайте.
— Вот так? — сощурил глаза Заметов. Порфирий
Петрович пожевал губами.
— Или, знаете что, вы лучше вообще не смотрите. Будто
его вовсе не существует. Да, это еще лучше-с.
Было слышно, как открылась дверь с лестницы — Разумихину
надоело тянуть шнур звонка.
Послышался заливистый смех, потом сердитый возглас Дмитрия:
«Фу, какая же ты свинья!» — и в комнаты шумно ввалились оба студента: один с
совершенно опрокинутою и свирепою физиономией, другой с таким видом, будто изо
всех сил сдерживается, чтобы не прыснуть. И не сдержался-таки — фыркнул.
По-медвежьи развернувшись к приятелю, Разумихин махнул
кулаком и как раз попал по маленькому круглому столику, на котором стоял
допитый стакан чаю. Все полетело и зазвенело.
— Да зачем же стулья-то ломать, господа, казне ведь убыток! —
весело процитировал Порфирий Петрович из «Ревизора» и протянул руку
знакомиться.
Ему вмиг сделалось ясно, что весь этот спектакль с
легкомысленным и непринужденным явлением Раскольникова к лицу, ведущему на него
охоту (чего студент после сцены в квартале не мог не понимать), рассчитан
Родионом Романовичем заранее, и поневоле восхитился этакому мастерству.
Выслушав представление гостя и даже сам участвуя в милейшем,
приязненном разговоре, Порфирий Петрович не спускал с Раскольникова глаз. Узор
предстоящей беседы выстраивался сам собою.
Не скрывать, что всё знаю, определил надворный советник, а
напротив сразу перейти к самому делу. Не к убийствам, потому что тут у меня
ничего на него нет, и он это отлично знает, а к главному, к теорийке.
Чрезвычайно понравилось Порфирию Петровичу, что гость совсем
не смотрит на хорошо знакомого ему Заметова, который превосходно справлялся с
ролью — скрипел себе по бумаге и на студента даже не косился.
— Это сотрудник-с, переписывает один малозначительный
документик, — небрежно пояснил пристав, усаживая молодых людей на диван и
садясь сам на стул.
— Я этого господина, кажется, где-то видел, — так
же небрежно обронил Раскольников. — Впрочем, могу и ошибаться.
