Это было соблазнительно. Очень соблазнительно, принимая во внимание, что она была не слишком огорчена случившимся и что никто об этом не знал. Но он не мог поддаться искушению. Его воспитание не допускало этого, он должен был вести себя правильно и ответственно. Его учили всегда заглаживать промахи, когда он по какой-то причине поступал скверно.
– Ты должна выйти за меня замуж, Джулия, – неожиданно произнес он.
Ее зонтик замер, как и каждая частичка ее тела.
– Что ты сказал?
– Ты должна выйти за меня замуж. Ты была скомпрометирована. Притом грубо. Я должен защитить тебя своим именем.
Несколько минут Джулия молча смотрела на графа. Затем зонтик снова завращался в ее руках.
– Это, должно быть, солнце виновато. Надо послать за доктором. Или все дело в Примроуз-Парке? Проведя здесь несколько недель, ты проникся его чарами и хочешь им владеть? Нет, Дэниел. Простое, ясное, прямое и не подлежащее обсуждению – нет.
– Ты была наедине со мной. Я обнимал тебя так, что может казаться непристойным даже в супружеской постели. У тебя нет выбора, Джулия.
– Дэниел. – Зонтик вращался в ее руках с такой скоростью, что создавал ветер у нее над головой. – Ты настолько лицемерен, что даже слова «супружеская постель» звучат в твоих устах как самое скучное место на земле. Но у меня есть выбор. Это «да» или «нет». И я говорю «нет».
Граф знал, что ему следует смириться с этим. Он сделал благородный жест и был отвергнут. Он настаивал и снова был отвергнут. Он должен был оставить все как есть и радоваться, что чудом спасся. Теперь он мог вновь позволить себе мечтать о Бланш. Ответ Джулии был предельно ясен. И зная ее так, как он, Дэниел понимал, что не сможет ее переубедить.
– Я настаиваю, – подчеркнул он, – даже если отбросить то, что произошло утром. Джулия, ты должна понять, что нуждаешься в защите. Ты призналась мне, что перспектива жить со своим дядей мало тебя прельщает. Так же, как и твои матримониальные перспективы. Нет никого, с кем бы ты была счастлива.
– Позволь мне выразиться яснее раз и навсегда. Я скорее сойду в могилу несчастной старой девой, чем выйду за тебя замуж, Дэниел. Я скорее умру. Уж лучше выйду замуж за дракона. Что же касается других возможностей, я получила сегодня два предложения помимо твоего, которое было скорее приказом, чем предложением. Я собираюсь внимательно и серьезно продумать оба.
– От кого? – Непроизвольно он сжал за спиной кулаки.
– От Леса и Фредди. И пожалуйста, без комментариев. Ты не имеешь на это права. Я выберу одного из них и буду счастлива своим выбором.
– Ты будешь несчастна.
– Что ж, значит, я буду несчастна. Во всяком случае, тебя это не касается. – Джулия поднялась на ноги. – Я собираюсь вернуться к озеру, чтобы выпить чаю. Ты идешь?
Он встал и пристально посмотрел на нее.
– Впрочем, у меня абсолютно пропал аппетит, и меня не прельщает перспектива идти к озеру рядом с тобой, Дэниел. Я возвращаюсь домой. Одна, с твоего разрешения. Думаю, даже ты согласишься, что непредосудительно пройти такое расстояние одной, без сопровождающего и без спутницы. – Она повернулась и прошла под второй зеленой аркой, направляясь к террасе.
Граф наблюдал за ней, не пытаясь ее остановить. Фредди. Она готова выйти замуж за Фредди. Она отказала ему и собиралась вместо него выбрать его кузена. Она сказала, что скорее умрет, чем примет его предложение. Он ждал, что ощутит чувство свободы, что испытает эйфорию оттого, что избежал ужасной участи. Но он почувствовал только – что?
Разочарование? Но ведь скажи Джулия «да», он оказался бы прикован к ней на всю жизнь. Он зависел бы от ее резкого, вольного, иногда вульгарного поведения до конца жизни. Он был бы обречен на гнев, разочарование, возмущение. Он бы ссорился с ней до последнего дня их жизни. Нет, невозможно, чтобы он испытывал разочарование. Разве человек испытывает разочарование, когда избавляется от неминуемой казни?
Чувствовал ли он себя оскорбленным? Оскорбленным тем, что она страстно и насмешливо отвергла его, когда ему так нелегко далось его решение и он принял его с такой неохотой? Был ли он оскорблен тем, что она предпочла ему Фредди и даже Леса? Нет, он не должен испытывать разочарования.
Но в глубине его сознания засела одна мысль. Мысль, которую он не осознавал до этого момента и которую избегал даже сейчас. Мысль, что, если он женится на блеске и радости, которые олицетворяла Джулия, это станет частью его дома, его жизни. Мысль, что, если он женится на ней, он сможет завершить то, что, было начато этим утром, он сможет наслаждаться ее обольстительным, страстным телом. И не один раз, а снова и снова в течение всей их жизни. В его собственной постели. В его собственном доме.
Да, он испытывал разочарование, так думал Дэниел, когда решительно направился к озеру, оттого, что он, в конце концов, не смог обладать самым привлекательным женским телом, которое когда-либо его притягивало. Единственное тело, к которому он испытывал всепоглощающее и томительно страстное желание.
Дэниел презирал себя за подобные плотские побуждения. Но все же он испытал и облегчение. Он только что избежал большой беды. Ведь это тело принадлежало Джулии. Ее лукавство, ее беззаботное пренебрежение тем, чего от нее ждут как от леди. И ее враждебность, когда бы он ни пытался откровенно с ней поговорить. Из нее не получится настоящей графини. Джулия не подойдет ему – во всяком случае, она не будет той супругой, которую требует его положение.
* * *
То, что она заплакала, очутившись в своей комнате, рассердило ее больше, чем все остальное. Это было последней каплей. Джулия захлопнула за собой дверь и бросила зонтик в другой конец комнаты, за ним последовали туфли и шляпка. Но от этого ей не стало легче. Слезы перешли в рыдания, и в ней поднялась глупая, презренная жалость к себе. Она упала на постель и застонала, потом начала колотить кулаками по подушке.
Что за оскорбление! «Ты должна выйти за меня замуж, Джулия. Я настаиваю». Потому что он считает, что скомпрометировал ее этим утром. Потому что даже она должна быть окутана его холодным чувством долга, его правильностью и пристойностью. Он не сказал: «Джулия, ты выйдешь за меня замуж?» Или: «Пожалуйста, подумай о моем предложении», а: «Ты должна выйти за меня замуж, Джулия. Я настаиваю!»
Это было уж слишком. Ее разум и чувства не могли справиться со всем, что случилось за сегодняшний день. Когда был жив дедушка, она иногда оглядывалась на прошедший день и испытывала тревогу от того, что не могла припомнить ни одного сколько-нибудь значительного события. Сейчас же она мечтала о возвращении тех дней. Тех благословенно тихих и скучных дней, когда она читала дедушке вслух и могла поболтать с тетей Милли.
Она тосковала по дедушке. Если бы только можно было на цыпочках войти в его комнату и посмотреть, не спит ли он. Тихонько присесть рядом с его кроватью, если он спал, и позаботиться о нем, если он бодрствовал.
