— Иногда, — продолжал виконт, — я с большой радостью замечаю в тебе черты прежней Грейс. В твоих последних словах, дорогая, прозвучал настоящий гнев. Ты до сих пор сердишься за то, что я тебя бросил, правда?
— Мой сын прожил всю свою короткую жизнь без отца.
— Да, это так, но я не повинен в его преждевременной смерти.
— И он прожил эту жизнь как незаконнорожденный ублюдок.
— Я убежден, члены твоей семьи слишком хорошо воспитаны для того, чтобы употреблять эти слова в его присутствии.
— Но они употребляли их при мне. — Грейс уже с трудом сохраняла спокойствие. — И произносили их после его смерти мне в утешение. Им казалось, что я должна чувствовать облегчение при мысли о том, что Джереми не станет взрослым и не узнает о своем несчастье.
— Продолжай, — произнес Гарет, на сей раз уже мрачным тоном. — Это необходимо высказать, прежде чем мы с тобой придем к какому-то решению. Мы даже можем поссориться. Но ты права, я хочу владеть тобой, Грейс. А ты хочешь меня. В основе твоего гнева лежит любовь, твоя любовь ко мне. Продолжай. Говори еще.
— Они ставили клеймо не на том, на ком следовало, — сказала Грейс. — На самом деле ублюдком был его отец. Он и есть ублюдок. Ты снова пытаешься искалечить мою жизнь, Гарет. Я была счастлива больше года. Счастлива! Но ты должен убить и это счастье. Я ненавижу тебя сейчас так же, как ненавидела все эти годы.
— Это уже лучше, — усмехнулся он. — Мы приближаемся к правде. Еще не дошли до нее, но идем по верному пути. Говори дальше.
— Нет! — Грейс подняла чайник слегка дрожащими руками и налила чаю в свою пустую чашку. — Не выйдет, Гарет. На этот раз я не забуду об окружающих, как это случилось на балу. Нет. — Она перевела дыхание. — Расскажи мне об имении твоей покойной жены, об имении, в которое ты пригласил нас на следующей неделе. Оно большое?
— Достаточно большое, чтобы нам было где уединиться, Грейс. Мы продолжим дискуссию там и, возможно, закончим ее. Мы выпустим на свободу все, что терзало твою душу долгие годы. У тебя будет шанс отдубасить меня кулаками или исцарапать, если ты пожелаешь. Но я не упущу момент. Я тебе это обещаю. Скажите, леди Лэмпмен, вы хотели бы еще что-нибудь узнать о моей собственности?
— Нет, благодарю вас, милорд. Вы дали очень точное описание.
Грейс встретила взгляд Перигрина и даже не попыталась спрятать свою боль. Она теперь знала, что тоска и тревога не уйдут и нельзя ожидать от Перри, что он избавит ее от этой боли.
* * *
Особняк лорда Сандерсфорда в Хаммерсмите выходил фасадом на реку и был так красив, что, как удивлялась Этель, даже странно, почему его лордство не живет здесь постоянно. Однако в ответ виконт улыбнулся и заметил, что настоящий дом должен занимать место в сердце, войти в плоть и кровь и вовсе не обязательно, чтобы он отличался какой-то особенной красотой.
Часть гостей из Лондона приглашена была провести здесь ночь, в их числе Этель, Мартин и Присцилла, семейство Стеббинсов и два кузена покойной жены виконта. И разумеется, Лэмпмены.
Перигрин, так же как и Грейс, знал, чего ради они здесь, и понимал, что эти два дня за городом в какой-то мере знаменуют кризис их семейных отношений. Он понял это, когда было получено приглашение, вероятно, понимал и раньше, но совершенно ясно увидел в своем доме неделю назад. Он ожидал тогда, что Сандерсфорд найдет возможность поговорить с его женой наедине. Ожидал увидеть на их лицах то же напряженное выражение, которое заметил на балу. Ожидал также, что Грейс после этого не будет счастлива, что почувствует себя виноватой и неуверенной.
Кризис приближался. Разумеется, его можно предотвратить, если Перигрин заявит права мужа и воспользуется теми способами, которые есть у него в распоряжении при подобном решении проблемы. Например, мог бы увезти жену домой. Выход самый простой. Или мог сообщить Грейс, что ему известна суть дела, и запретить ей разговаривать с виконтом наедине. Грейс подчинилась бы мужу. И наверное, была бы рада сбросить с себя всю тяжесть создавшегося положения.
Однако ни то ни другое Перри не устраивало. Он мог выбрать лишь тот путь, который, как правило, несвойствен мужчинам: вести себя спокойно, предоставив жене свободу самой определить свою судьбу. Видимо, именно за ту неделю, когда Перигрин чувствовал себя невероятно несчастным, он и осознал полностью, какие чувства питает к Грейс. И в то же время понял до конца природу любви. Природу поистине пугающую. Потому что любовь ничего не может требовать только для себя. Она может лишь отдавать, она полностью открыта, она беззащитна перед болью, пустотой и отверженностью.
И Перигрин повез свою жену на прием к Сандерсфорду, словно не замечая бледности ее лица и того, что глаза ее оставались потухшими всю дорогу, которую они проделали в карете вместе с Присциллой и Люсиндой Стеббинс.
В Хаммерсмите он предоставил Грейс возможность оставаться с ним рядом, ни единым словом или жестом не понуждая ее к этому. Он позволил жене держать себя под руку все то время, пока они в сопровождении хозяина осматривали дом, прекрасно понимая, что этот самый хозяин слишком опытен для того, чтобы допустить подобное положение вещей на весь остаток дня и следующее утро.
Они задержались в галерее, которая выходила окнами на реку, и настолько увлеклись редкостным собранием китайского фарфора, что даже не обратили внимания на великолепный вид из окон, вызвавший восторженные восклицания гостей. В музыкальном салоне их привели в восхищение разнообразные музыкальные инструменты, собранные тещей лорда.
— Как хорошо, что у нас нет подобных вещей, Перри, — сказала Грейс, — иначе я, чего доброго, извела бы половину твоего состояния на музыкальные уроки, чтобы научиться играть на всех инструментах.
— А я истратил бы вторую половину, чтобы тоже научиться играть на них, — ответил на это Перигрин. — И тогда, лишившись состояния, мы с тобой вынуждены были бы зарабатывать на хлеб своим музыкальным искусством, бродя по дорогам, как менестрели в старину.
— Звучит заманчиво, — рассмеялась Грейс. — Я взяла бы с собой флейту, а тебе, Перри, пришлось бы таскать на спине клавикорды.
— Вот и хорошо, что у нас нет такого множества инструментов, — тоже засмеявшись, заключил он.
Они гуляли в парке и по берегу реки и были вполне единодушны с остальными гостями насчет того, что им необычайно повезло с погодой: день стоял теплый и солнечный в отличие от предыдущих, угрюмо-пасмурных. Они сидели на террасе за чаем и слушали забавные армейские истории, которые лорд Сандерсфорд, пустив в ход все свое обаяние, рассказывал гостям. Во время общего взрыва веселого смеха Перигрин почувствовал, как Грейс погладила его по руке, и ласково улыбнулся ей. Вскоре все разошлись по своим комнатам немного отдохнуть перед обедом и вечерними развлечениями.
Это должно произойти вечером, думал Перигрин, стоя у себя в гардеробной, боковая дверь которой выходила в их общую с женой спальню. Он медленно застегнул пуговицы и тщательно расправил кружевные манжеты так, что они прикрывали кисти рук до самых пальцев. В нижней гостиной должны были состояться танцы, чтобы, как сказал Сандерсфорд, повеселить молодежь. Двери на террасу в такой теплый вечер, разумеется, будут открыты.
