– Замечательная штука, дружище, – сказал Дункан, – для простого homme du nord
[1]
смешаться с аристократией. Конечно, я время от времени попадал в такое общество. Ибо никогда не должен забывать, что вы унаследуете баронский титул. – И он похлопал друга по плечу.
– А вы и не забываете, – отозвался Джеймс. – Или вы полагаете, я не знаю, ради чего вы со мной подружились?
Дункан не очень-то деликатно ткнул его в плечо.
Забавно было наблюдать, что друг его чувствует себя на балу немного не в своей тарелке, хотя и не тушуется при этом. Дункан был из тех, кто жаждет жить свободной жизнью северянина, но ему не терпелось встретиться с женой – женщиной из племени кри – и сыном, которых он оставил на торговом посту у реки Саскачеван более года назад. Он твердо решил вернуться следующей весной.
Джин так разволновалась после получения приглашения, что целую неделю не могла говорить ни о чем другом. Дуглас отвез ее с мисс Хендрикс к портнихе, чтобы заказать платье, приличествующее этому случаю.
И оно действительно оказалось весьма кстати. Джеймс танцевал с ней танец, открывающий бал, и жалел, что связан этикетом лондонского высшего общества. Будь его воля, он танцевал бы с ней всю ночь.
– Неужели это на самом деле я, Джеймс? – спросила она, когда они встретились в очередной фигуре танца. – Я не могла бы вообразить такого в самых смелых мечтах.
– Все реально, – отвечал он, – в том числе и вы. И реален почти до конца заполненный список приглашений на танцы, который висит у вас на запястье. Веселитесь, Джин. В вашем возрасте именно этим и полагается заниматься.
– Ах, – сказала она, глядя на него широко открытыми глазами, – мне не нужно это советовать. Вы удивительный человек, Джеймс. Я знаю, это ваших рук дело. Я вас люблю!
И вот эти последние слова и привели его в чувство. Потому что то были не слова юной влюбленной леди, но слова, которые девочка могла бы сказать своему брату или очень близкой подруге.
– Я, возможно, напомню вам об этих словах когда-нибудь, – проговорил он, улыбаясь ей в ответ.
Но конечно, он не был полностью поглощен ею, хотя ему того и хотелось. Он знал, что Мэдлин в зале нет и что покинула она его через несколько минут после начала бала. Она вышла с полковником Хакстэблем. И весь вечер выглядела еще более оживленной и красивой чем когда-либо. Она сияла, и источником этой радости мог быть только ее партнер.
Джеймсу стало не по себе.
Его отца не было в зале. И неудивительно, поскольку отец никогда не посещал развлечений, которые считал легкомысленными. Он отгородился от веселья и сосредоточился на Боге, которого сам для себя создал. На Боге гневном и мрачном.
Он должен поговорить с отцом. Вряд ли разгар бала – подходящий момент для этого, но со времени его возвращения у него только и были что подходящие моменты, но он никак не решался ими воспользоваться. И Парнелл отправился на поиски отца.
Джеймс нашел его в библиотеке графа. Отец в одиночестве сидел за письменным столом; перед ним лежала Библия в дорогом переплете.
– Вы не принимаете участия в празднестве, сэр? – Вопрос был излишним, впрочем, долгие годы разговор с отцом казался Джеймсу нелегким делом.
– Свое время можно потратить на множество более важных вещей, – ответил лорд Бэкворт, сурово посмотрев на сына. – Мы не можем знать, когда Создатель призовет нас к себе. Мы обязаны приготовиться.
– Вы были нездоровы, – сказал Джеймс, решительно входя в комнату. – Алекс писала мне об этом. Врач сказал, что вам нужно беречь сердце.
– Мое здоровье настолько хорошо, насколько этого можно ожидать, – возразил отец. – Я готов, Джеймс, когда бы меня ни призвали. А вы?
Джеймс ответил не сразу.
– Когда я прочел письмо Алекс, – начал он, – я поспешил в Лондон. Мне хотелось повидаться с вами.
Отец провел рукой по страницам Библии.
– Вероятно, вы выказываете тревогу не о том отце, о котором должно, Джеймс. Вероятно, вы должны желать встречи с вашим небесным Отцом.
Джеймс облизал сухие губы.
– Сэр, я надеялся, что мы сможем быть вежливыми друг с другом. Я возвращаюсь в Канаду еще до конца лета. Я, наверное, останусь там надолго, вероятно, до конца дней своих. Возможно, мы не увидимся больше никогда.
Отец смотрел на него, и лицо его казалось высеченным из мрамора.
– Мне не кажется, Джеймс, что с тех пор как вы вернулись, мы были невежливы друг с другом. Я пытаюсь читать священную книгу и отгородиться от легкомысленных звуков. Не желаете ли присоединиться ко мне?
– Бал дается в мою честь, – ответил Джеймс. – Алекс и Эдмунд хотели сделать мне приятное. Они выказывают мне свою любовь. Я думал, что вы также примете участие в этом вечере.
Лорд Бэкворт перевернул страницу Библии. Джеймс вздохнул.
– Время выбрано неудачно, – сказал он больше самому себе. – Не нужно было искать вашего общества сегодня вечером. – Он задумчиво посмотрел на молчавшего отца. – Ничего не изменилось, не так ли? Дора и прошлое всегда будут стоять между нами.
Отец не поднял на него глаз, но губы его сжались.
Оба молчали; спустя несколько мгновений Джеймс вышел, не сказав ни слова.
В танцах объявили перерыв. Он подошел к большой группе, состоящей из молодых людей.
– Мистер Парнелл, – позвала Анна, весело улыбаясь ему, – я уже решила, что вы снова сбежали в Канаду. Джин рассказывала нам, как в Монреале в зимние месяцы проводятся состязания на санях, и мы все подумали, не поехать ли нам туда.
Джеймс улыбнулся.
– Месяц за месяцем ничего, кроме льда и снега, – сказал он. – Но зато, конечно, это прекрасный повод для бесчисленных вечеров и танцев.
Начинался очередной танец. Уолтер повел Джин на середину зала, Дункан протянул руку какой-то молодой леди.
– Не хотите ли танцевать со мной? – спросил Джеймс у Анны.
Та с сожалением посмотрела на него.
– Этот танец я уже обещала, – ответила она. – Но вы можете пригласить меня позже. Хорошо?
– Конечно, – сказал он, глядя ей вслед.
И вдруг оказалось, что остались только он и молодая леди, которая необъяснимым образом оказалась без партнера.
– Леди Мэдлин? – Он предложил ей руку.
Против собственной воли она встретилась с ним взглядом.
– Благодарю вас, – ответила она.
Протанцевав с лордом Нортом, Мэдлин исчезла из зала. Если бы она хоть немного поощрила его, он сделал бы ей предложение – второе за этот вечер. Но она не стала его поощрять.
