Хотя, конечно, оснований для радости не было. После того как они прожили дома неделю, она сообщила ему с вызывающим видом, что не забеременела.
– Ну что ж, – сказал он, скрывая разочарование, – кажется, вам не стоило выходить за меня, Мэдлин. Вы могли выскользнуть из этой сети и остаться свободной.
– Я вышла за вас не поэтому, – возразила она.
– Почему же?
– Не знаю, – ответила она, помолчав. – Возможно, из неосознанного желания быть наказанной.
Нет, особой гармонии в их браке не было. Только хрупкий мир.
Он много времени посвящал осмотру своего поместья; он ездил вместе с управляющим, расспрашивая его о том, как ведется хозяйство. Хотя он и жил дома до двадцати шести лет, отец никогда не разрешал ему помогать в делах имения. Его неосведомленность в этих вопросах была почти полная.
Постепенно он выяснил, что условия, в которых живут его работники, плата, которую они получают за свой труд, просто плачевны. У арендаторов накопилось множество жалоб, на которые никто не обращал внимания. Неотложных дел было очень много. Но первые недели он только смотрел и слушал, не делая никаких поспешных выводов и решений, которые со временем могли бы оказаться гибельными.
Он совсем забыл, что за пределами его владений существует целый мир. Во времена его отца другого мира как будто не существовало. С соседями почти не общались, поскольку все они рано или поздно признавались безбожниками. Алекс и ему было не с кем играть в детстве, кроме как друг с другом. Любой ребенок, с которым они могли бы поиграть, только совратил бы их с пути истинного.
Поэтому ему показалось довольно странным, что их пригласили на обед и на вечерний прием в дом мистера Хупера, процветающего землевладельца, чьи владения соседствовали с его владениями на западе. После спора о границах владений, имевшего место двадцать или около того лет тому назад, Хупера вычеркнули из списка знакомых.
– На завтра мы приглашены на обед к нашим соседям, – сказал он Мэдлин, войдя в ее утреннюю гостиную, где она писала письма.
– Вот как? А я уже начала было задаваться вопросом, есть ли у нас вообще соседи, хотя в прошлое воскресенье в церкви народу было очень много.
– Мой отец почти ни с кем не общался, – пояснил он. – Возможно, они думают, что и я такой же. А может быть, так оно и есть.
– Нет, вы не такой, – возразила молодая женщина. Потом проказливо улыбнулась – он нечасто видел у нее на лице такое выражение, когда она смотрела на него. – Тессу, верхнюю горничную, которая немного хромает, застали у конюшен вчера вечером, она целовалась с одним из конюхов. Миссис Кокинз сообщила мне, что обоих слуг уволили тотчас же.
– Хм! – отозвался он смущенно. – Я, без сомнения, пожалею о том, что вступился за них.
– Сегодня утром вы сказали мистеру Кокинзу, что они должны остаться и получить разрешение обвенчаться. По тому, как миссис Кокинз рассказывала мне эту историю, я поняла, что во времена вашего отца, Джеймс, подобные скандальные происшествия считались недопустимыми.
– Ну, – ворчливо отозвался он, – этот человек – хороший конюх.
– А, это объясняет вашу снисходительность, – проговорила она. – Сегодня утром я получила письма от Анны и Аллана Пенворта.
– Пенворта? – нахмурился он. – Он что же, пишет вам? Разве он не знает, что вы вышли замуж?
– Разумеется, знает. Иначе с какой стати он послал бы свое письмо сюда? В прошлом году мы часто переписывались. Он пишет, что ходит на своей искусственной ноге до тех пор, пока весь не покрывается синяками. – Она засмеялась. – Нет, вы только вообразите! Я обручилась с ним, полагая, что он будет нуждаться во мне до конца дней своих. Он просто чудо! Он пишет, что, вероятно, приедет в Лондон на следующий сезон.
– Ну и что же, вы туда не поедете.
– Я и не собираюсь, – ответила она. Потом нахмурилась. – Почему вы так смотрите на меня?
– Если вы думаете, что я потерплю, что вы переписываетесь с вашим прежним поклонником и намереваетесь встретиться с ним, – сказал он, – вы плохо меня знаете, Мэдлин. Вы можете жалеть о том, какого мужа вы выбрали, но выбор уже сделан.
Она отбросила гусиное перо, брызнув чернилами на наполовину исписанный лист бумаги, лежащий перед ней на секретере, и вскочила.
– Что вы хотите сказать? – воскликнула она. – Что мы с Алланом обмениваемся любовными посланиями? Что я обмениваюсь подобными посланиями с полудюжиной других мужчин? Или с дюжиной? Что я собираюсь тайно встречаться с ними со всеми? Как вы смеете говорить мне такие вещи!
– Вы всегда были неисправимой кокеткой, – сказал он. – Не знаю, с чего это я стал бы ожидать, что теперь вы изменились.
– А вы всегда были тираном, лишенным чувства юмора, – бросила она. – Я не знаю, почему единственный случай со слугами заставил меня решить, что вы изменились. Я обманулась. В будущем, Джеймс, я не стану даже пытаться рассказывать вам о том, что мне пишут, и вообще рассказывать вам хоть что-нибудь о своей жизни. Я все буду держать при себе, а вы можете думать и воображать все, что вам заблагорассудится.
– Я сокрушен, – сказал он. – У нас были такие тесные отношения до этого.
– Возможно, со временем я заведу любовника, – отозвалась она. – Я думаю, что настанет день, когда мне захочется внести в мою жизнь немного света и волнений. А от вас я, разумеется, не получу ни того ни другого.
Несколькими шагами он пересек комнату и схватил ее за руки так крепко, что она вздрогнула.
– Если я не могу внести в вашу жизнь волнения, – сказал он, – так это потому, вероятно, что ваша палитра перенасыщена пустой фривольностью. Вы можете попробовать завести любовника, Мэдлин, – себе на гибель. – Его глаза, устремленные на нее, сузились; дыхание участилось.
Она посмотрела на него и рассмеялась.
– Подите прочь, – сказала она. – Полагаю, следующим вашим движением будет сунуть меня под мышку и отшлепать так, что я до конца дня пролежу на кровати вниз лицом. Или поцеловать меня с такой яростью, что губы у меня распухнут и всю неделю будут синими. Не разочаровывайте же меня, Джеймс. Играйте роль деспотичного лорда и хозяина. Она вам так хорошо удается!
Джеймс уронил руки и стоял, не сводя с нее глаз; плечи его опустились. Боевой пыл исчез из ее глаз. Мэдлин опустила их вниз.
– Наверное, ваш отец разговаривал с вами и вашей матушкой именно таким образом, – сказала она. – Но со мной вы не будете так разговаривать, и не мечтайте. А если вы меня ударите, я отвечу вам тем же. Если же вы употребите меня от злости или из желания наказать, я уйду от вас. – И она посмотрела ему в глаза.
– Я никогда вас не ударю, – проговорил он, – как бы вы ни вызывали меня на это. Что же до остального, если вы от меня уйдете, я явлюсь к вам и верну обратно. Даже если вы спрячетесь на краю света. Вы моя жена, и таковой вы пребудете до тех пор, пока мы оба живы.
