Но тот в упор не видел ее, продолжая часами пропадать в комнатке примы. Напрасно, посылая нежные взгляды, Алена вертелась около него, стремясь обдать предмет своих мечтаний запахом дорогих духов, напрасно из кожи вон лезла на сцене — ее не замечали. И тогда она решилась на отчаянный шаг.
Некогда Алена с гордостью уверяла подруг, что ни за что не сделает первый шаг навстречу мужчине. Но сейчас она решила переступить через себя — слишком многое было поставлено на карту.
— Гарик! — готовила она свою речь. — Я… Я люблю тебя!
И тогда наконец он приблизится и обнимет ее. И она почувствует запах терпкого мужского одеколона от его бородки, ощутит аромат табака, исходящий от губ. А потом они возьмутся за руки и, счастливо улыбаясь, уйдут в голубую даль.
Однажды во время репетиции, когда Алена до седьмого пота отрабатывала одно и то же не слишком сложное движение, Гарик, наблюдавший за ее потугами из зала, в бешенстве вылетел на сцену.
— Что это такое? — заорал он, больно выламывая ей плечо. — Где твоя осанка? Что ты дергаешься, как дохлая курица? Думаешь, зрители, очарованные твоим длинным носом, не заметят, что задница у тебя килограммов на пять тяжелее, чем нужно?
— Гарик, я… — сквозь слезы проговорила Алена, тяжело дыша. Hoc защипало от слез, глаза быстро наполнились влагой.
— Ну что, что? — раздраженно оскалился Гарик, и в лицо ей пахнуло той самой смесью одеколона и табака, которая ночами наплывала на нее, мучая и лишая сна.
— Я… — Она задохнулась от того, что должно было неизбежно свершиться. И произнесла:
— Я… Я тебя люблю!
Закрыв глаза от ужаса, она ждала, что небо упадет на землю, что сцена разверзнется под ногами и поглотит ее.
Но ничего такого не произошло.
Звучало шумное дыхание Гарика. Реакция на признание задерживалась.
Тогда Алена отважилась: она слегка нагнулась, склонила голову и попала губами прямо туда, где между волнующе душистыми усами находились его жесткие, зовущие губы.
— Ты что?! — прозвучал недоуменный возглас. И дальше послышалось возмущенное:
— С дуба рухнула? — Потом треснул оглушительный хлопок в ладоши, и требовательный голос Гарика произнес с привычным раздражением:
— Все сначала!
Давай, Алена, шевелись наконец!
И опять понеслась адская музыка, и опять Алена, сквозь мутившие глаза слезы, порхала по сцене, выслушивая оскорбительные приказания:
— Шевелись! Плечо выше, грациозней, пошла, пошла! Я сказал, задницей шевели, а не носом!
Вечером Алена навзрыд рыдала в гримерке, которую делила с тремя такими же кордебалетными девицами, как она сама. Подруги утешали ее, поглаживая по плечу, осторожно, чтобы не размазать грим, промакивали ватой безжалостные слезы. Одна из них, долговязая угловатая Сусанна небрежно заметила:
— Нашла из-за кого нюни распускать! Да он ведь и не мужик вовсе!
— Как это не мужик? — Алена вопросительно всхлипнула.
— А так!.. — Сусанна зевнула. — Знавала я то время, когда Гарик еще звался Галиной и своими кривыми ножками скакал по сцене в коротенькой юбочке.
— Как это? — У Алены даже просохли слезы от удивления.
— А вот так! — хмыкнула Сусанна, усаживаясь на гримерный столик. — По паспорту Гарик на самом деле Галина Петровна. Ну, что ты на меня уставилась, не знала, что ли? Ну да, бабой он был, бабой! Гормоны нынче чудеса творят.
— Но ведь у него, то есть у нее… — замялась одна из девушек, оторопело распялив глаза. — Ну, когда он в трико в обтяжку, то я видела…
— О Господи! — Сусанна даже застонала от подобной наивности. — Ты откуда, родная, свалилась? Сейчас это очень просто делается, одна операция — и все! Вставляют какую-то пластмасску, оборачивают ее лоскутком кожи с живота — и мужик готов. Господи, да на нем ведь места живого нет от операций! А его подружка Лолитка, думаете, лучше?
— Что, она тоже? — ошеломленно пробормотала Алена, не зная сама, что она имеет в виду под этим «тоже».
— Знаешь, сколько месяцев она по клиникам провалялась? — Сусанна презрительно сплюнула на пол. — Красавица! Да она вся в шрамах!
— Она такая красивая, — не удержалась от завистливого вздоха Алена.
— Конечно! — Ирония у Сусанны плескалась через край. — Если у тебя деньги есть… А ведь была еще та красавица. Подбородок — во! Hoc — картошка разваренная, скулы, как у монгола, уши, как вареники! Четыре операции сделала только на лице. А грудь? Ты знаешь, сколько стоила ей грудь? На эти деньги я могла бы себе квартиру купить!
— Да и талия у нее тоже… — поддержала другая девица. — Она два нижних ребра вынула в прошлом году.
— А сколько она ноги свои вытягивала, мамочки! — Сусанна картинно закатила глаза. — Ведь они же у нее буквой «икс» были! А бедра! Ты видела, какие у нее бедра? Ведра полтора геля ей туда закачали! Хочешь посмотреть на нее, когда она будет переодеваться? — предложила Сусанна. — Я тебя отведу в одно место, где ее гримерка как на ладони.
Слезы Алены постепенно высохли. Окрыленная внезапно открывшейся ей истиной, в тот вечер она танцевала на одном дыхании.
Вечером Сусанна отвела ее в обещанное тайное местечко.
— Смотри! — шепнула она подруге, глядя в щель между картонными стенами. — Вон белые шрамики на боку под ребрами… Видишь?
Алена жадным взглядом пожирала белое, идеальной формы тело, которое, как она теперь знала, было творением не Божьих рук, а человеческих. И это знание вселяло в нее уверенность: то, что недоделала природа, можно исправить при помощи скальпеля!
— Что это вы здесь делаете? — Точно гром среди ясного неба прозвучал взбешенный низкий голос.
Алена обернулась. Перед ней стоял арт-директор собственной персоной. В глазах его светились нехорошие огоньки.
— А что, нельзя? — дерзко ответила Алена, вызывающе щуря глаза.
Теперь, после того как перед девушкой открылась стыдная тайна Гарика, ее недавно еще такая глубокая и мучительная влюбленность внезапно испарилась, оставив лишь презрение и жалость к искусно сделанному врачами «мужчине».
— Идем ко мне в кабинет! — бросил арт-директор, заметив дерзкий блеск в глазах танцовщицы, еще недавно трепетавшей перед ним, как былинка.
На столе перед ним возникла жидкая кучка денег.
— Вот твой расчет! — заявил Гарик, пододвигая к ней купюры. — Костюмы сдай в костюмерную, клюй от гримерки верни вахтеру. Ты свободна! — добавил он, заметив, что Алена буравит его насмешливым взглядом.
— Ну тогда прощайте, Галина Петрович! — бросила девушка с надменной улыбкой. — Пока!
Лицо арт-директора перекосилось от бешенства, А она вышла в распахнутую дверь — смеющаяся, свободная, уверенная в себе. Ей казалось, что теперь для нее открылась дверь в новую жизнь и она стоит на пороге сказочного успеха.
