Сказано — сделано. Тем более что следить оказалось совсем
нетрудно: Ахтырцев не спеша, прогулочным шагом шел в сторону Тверской, назад не
оборачивался, лишь время от времени провожал взглядом смазливых модисток.
Несколько раз Эраст Петрович, осмелев, подбирался совсем близко и даже слышал,
как студент беззаботно насвистывает арию Смита из «Пертской красавицы». Похоже,
несостоявшийся самоубийца (если это был он) пребывал в самом радужном
настроении. Возле табачного магазина Корфа студент остановился и долго
разглядывал на витрине коробки с сигарами, однако внутрь не зашел. У Фандорина
начало складываться убеждение, что «объект» тянет время до назначенного часа.
Убеждение это окрепло, когда Ахтырцев достал золотые часы, щелкнул крышкой и,
несколько ускорив шаг, двинулся вверх по тротуару, перейдя к исполнению более
решительного «Хора мальчиков» из новомодной оперы «Кармен».
Свернув в Камергерский, студент насвистывать перестал и
зашагал так резво, что Эраст Петрович был вынужден поотстать — иначе больно уж
подозрительно бы выглядело. К счастью, не доходя модного дамского салона Дарзанса,
«объект» замедлил шаг, а вскоре и вовсе остановился. Фандорин перешел на
противоположную сторону и занял пост возле булочной, благоухающей ароматами
свежей сдобы.
Минут пятнадцать, а то и двадцать Ахтырцев, проявляя все
более заметную нервозность, прохаживался у фигурных дубовых дверей, куда то и
дело входили деловитые дамы и откуда рассыльные выносили нарядные свертки и
коробки. Вдоль тротуара ждало несколько экипажей, некоторые даже с гербами на
лакированных дверцах. В семнадцать минут третьего (Эраст Петрович заметил по
витринным часам) студент встрепенулся и кинулся к вышедшей из магазина стройной
даме в вуалетке. Снял фуражку, стал что-то говорить, размахивая руками.
Фандорин со скучающим видом пересек мостовую — мало ли, может, ему тоже угодно к
Дарзансу заглянуть.
— Нынче мне не до вас, — услышал он звонкий голос
дамы, одетой по самой последней парижской моде, в лиловое муаровое платье с
шлейфом. — После. В восьмом часу приезжайте, как обычно, там все и
решится.
Не глядя более на возбужденного Ахтырцева, она направилась к
двухместному фаэтону с открытым верхом.
— Но Амалия! Амалия Казимировна, позвольте! —
крикнул ей вслед студент. — Я в некотором роде рассчитывал на приватное
объяснение!
— После, после! — бросила дама. — Нынче я
спешу!
Легкий ветерок приподнял с ее лица невесомую вуалетку, и
Эраст Петрович остолбенел. Эти ночные с поволокой глаза, этот египетский овал,
этот капризный изгиб губ он уже видел, а такое лицо, раз взглянув, не забудешь
никогда. Вот она, таинственная А.Б., что не велела несчастному Кокорину
отрекаться от любви! Дело, кажется, принимало совсем иной смысл и колер.
Ахтырцев потерянно застыл на тротуаре, некрасиво вжав голову
в плечи (сутулый, определенно сутулый, убедился Эраст Петрович), а тем временем
фаэтон неспешно увозил египетскую царицу в сторону Петровки. Нужно было что-то
решать, и Фандорин, рассудив, что студент теперь все равно никуда не денется,
махнул на него рукой — побежал вперед, к углу Большой Дмитровки, где выстроился
ряд извозчичьих пролеток.
— Полиция, — шепнул он сонному ваньке в картузе и
ватном кафтане. — Быстро вон за тем экипажем! Шевелись же! Да не трясись,
получишь сполна.
Ванька приосанился, с преувеличенным усердием поддел рукава,
тряхнул вожжами, да еще и гаркнул, и чубарая лошадка звонко зацокала копытами
по булыжной мостовой.
На углу Рождественки поперек улицы влез ломовик, груженый
досками, да так и перегородил всю проезжую часть. Эраст Петрович в крайнем
волнении вскочил и даже приподнялся на цыпочки, глядя вслед успевшему
проскочить фаэтону. Хорошо хоть, сумел разглядеть, как тот поворачивает на
Большую Лубянку.
Ничего, Бог милостив, нагнали фаэтон у самой Сретенки, и
вовремя — тот нырнул в узкий горбатый переулок. Колеса запрыгали по ухабам.
Фандорин увидел, что фаэтон останавливается, и ткнул извозчика в спину — мол,
кати дальше, не выдавай. Сам нарочно отвернулся в сторону, но краешком глаза
видел, как у опрятного каменного особнячка лиловую даму, кланяясь, встречает
какой-то ливрейный немалого роста. За первым же углом Эраст Петрович отпустил
извозчика и медленно, как бы прогуливаясь, зашагал в обратном направлении. Вот
и особнячок — теперь можно было разглядеть его как следует: мезонин с зеленой
крышей, на окнах гардины, парадное крыльцо с козырьком. Медной таблички на
двери что-то не видно.
Зато на лавке у стены сидел-скучал дворник в фартуке и мятом
картузе. К нему Эраст Петрович и направился.
— А скажи-ка, братец, — начал он сходу, извлекая
из кармана казенный двугривенный. — Чей это дом?
— Известно чей, — туманно ответил дворник, с
интересом следя за пальцами Фандорина.
— Держи вот. Что за дама давеча приехала?
Приняв монету, дворник степенно ответил:
— Дом генеральши Масловой, только они тут не проживают,
в наем сдают. А приехала квартирантка, госпожа Бежецкая, Амалия Казимировна.
— Кто такая? — насел Эраст Петрович. — Давно
ли живет? Много ли народу бывает?
Дворник смотрел на него молча, пожевывая губами. В мозгу у
него происходила какая-то непонятная работа.
— Ты вот что, барин, — сказал он, поднимаясь, и
внезапно цепко взял Фандорина за рукав. — Ты погоди-ка.
Он подтащил упирающегося Эраста Петровича к крыльцу и дернул
за язык бронзового колокольчика.
— Ты что?! — ужаснулся сыщик, тщетно пытаясь
высвободиться. — Да я тебя… Да ты знаешь, с кем…?!
Дверь распахнулась, и на пороге возник ливрейный верзила с
огромными песочными бакенбардами и бритым подбородком — сразу видно, не русских
кровей.
— Так что ходют тут, про Амалию Казимировну
интересуются, — слащавым голосом донес подлый дворник. — И деньги
предлагали-с. Я не взял-с. Вот я, Джон Карлыч, и рассудил…
Дворецкий (а это непременно был дворецкий, раз уж
англичанин) смерил арестованного бесстрастным взглядом маленьких колючих глаз,
молча сунул иуде серебряный полтинник и чуть посторонился.
— Да тут, собственно, полнейшее недоразумение! —
все не мог опомниться Фандорин. — It's ridiculous! A complete
misunderstanding!
[5]
— перешел он на английский.
— Нет уж, вы пожалуйте-с, пожалуйте-с, — гудел
сзади дворник и, для верности взяв Фандорина еще и за второй рукав, протолкнул
внутрь.
