Сначала из дверцы высунулся сафьяновый дорожный сапог,
окованный серебряными гвоздиками, а потом на тротуар ловко спрыгнул цветущий
юный джентльмен с пышными усами, удивительно не шедшими к его свежей физиономии,
в тирольской шляпе с перышком и широком альпийском плаще. Молодой человек
огляделся по сторонам, увидел тихую, ничем не примечательную улочку и с
волнением воззрился на здание отеля. Это был довольно невзрачный четырехэтажный
особняк в георгианском стиле, явно знававший лучшие времена.
Немного помедлив, джентльмен проговорил по-русски:
— Эх, была не была.
После этой загадочной фразы он поднялся по ступенькам и
вошел в вестибюль.
Буквально в следующую секунду из паба, расположенного
напротив, вышел некто в черном плаще и, надвинув на самые глаза высокий картуз
с блестящим козырьком, принялся прохаживаться мимо дверей гостиницы.
Однако это примечательное обстоятельство ускользнуло от
внимания приезжего, который уже стоял возле стойки, разглядывая тусклый портрет
какой-то средневековой дамы в пышном жабо — должно быть, той самой «Зимней
королевы». Дремавший за стойкой портье довольно равнодушно приветствовал
иностранца, но, увидев, как тот дает бою, всего лишь поднесшему саквояж, целый
шиллинг, поздоровался еще раз, гораздо приветливей, причем теперь назвал
приезжего уже не просто sir, а your honour.
[25]
Молодой человек спросил, есть ли свободные номера,
потребовал самый лучший, с горячей водой и газетами, и записался в книге
постояльцев Эразмусом фон Дорном из Гельсингфорса. После этого портье ни за что
ни про что получил полсоверена и стал называть полоумного чужестранца your
lordship.
[26]
Между тем «господин фон Дорн» пребывал в нешуточных
сомнениях. Трудно было себе представить, чтобы блестящая Амалия Казимировна
остановилась в этой третьеразрядной гостинице. Что-то здесь было явно не так.
В растерянности он даже спросил у изогнувшегося от усердия
портье, нет ли в Лондоне другой гостиницы с таким же названием, и получил
клятвенное заверение, что не только нет, но никогда и не было, если не считать
той «Уинтер квин», что стояла на этом же самом месте и сгорела дотла более ста
лет назад.
Неужели все впустую — и двадцатидневное кружное путешествие
через Европу, и приклеенные усы, и роскошный экипаж, нанятый на вокзале
Ватерлоо вместо обычного кэба, и, наконец, зря потраченный полсоверен?
Ну уж бакшиш-то ты мне, голубчик, отработаешь, подумал Эраст
Петрович (будем именовать его так, несмотря на инкогнито).
— Скажите-ка, любезный, не останавливалась ли тут одна
особа, некая мисс Ольсен? — с фальшивой небрежностью спросил он,
облокачиваясь на стойку.
Ответ, хоть и вполне предсказуемый, заставил сердце
Фандорина тоскливо сжаться:
— Нет, милорд, леди с таким именем у нас не живет и не
жила.
Прочтя в глазах постояльца смятение, портье выдержал
эффектную паузу и целомудренно сообщил:
— Однако упомянутое вашей светлостью имя мне не вполне
незнакомо.
Эраст Петрович покачнулся и выудил из кармана еще один
золотой.
— Говорите.
Портье наклонился вперед и, обдав запахом дешевой кельнской
воды, шепнул:
— На имя этой особы к нам поступает почта. Каждый вечер
в десять часов приходит некий мистер Морбид, по виду слуга или дворецкий, и
забирает письма.
— Огромного роста, с большими светлыми бакенбардами и
такое ощущение, что никогда в жизни не улыбался? — быстро спросил Эраст
Петрович.
— Да, милорд, это он.
— И часто приходят письма?
— Часто, милорд, почти каждый день, а бывает, что и не
одно. Сегодня, например, — портье многозначительно оглянулся на шкаф с
ячейками, — так целых три.
Намек был сразу понят.
— Я бы взглянул на конверты — просто так, из
любопытства, — заметил Фандорин, постукивая по стойке очередным
полсовереном.
Глаза портье зажглись лихорадочным блеском: творилось нечто
невероятное, непостижимое рассудку, но чрезвычайно приятное.
— Вообще-то это строжайше запрещено, милорд, но… Если
только взглянуть на конверты…
Эраст Петрович жадно схватил письма, но его ждало
разочарование — конверты были без обратного адреса. Кажется, третий золотой был
потрачен зря. Шеф, правда, санкционировал любые траты «в пределах разумного и в
интересах дела»… А что там на штемпелях?
Штемпели заставили Фандорина задуматься: одно письмо было из
Штутгарта, другое из Вашингтона, а третье аж из Рио-де-Жанейро. Однако!
— И давно мисс Ольсен получает здесь
корреспонденцию? — спросил Эраст Петрович, мысленно высчитывая, сколько
времени плывут письма через океан. И еще ведь надо было в Бразилию здешний
адрес сообщить! Получалось как-то странно. Ведь Бежецкая могла прибыть в Англию
самое раннее недели три назад.
Ответ был неожиданным:
— Давно, милорд. Когда я начал здесь служить — а тому
четыре года, — письма уже приходили.
— Как так?! Вы не путаете?
— Уверяю вас, милорд. Правда, мистер Морбид служит у
мисс Ольсен недавно, пожалуй, с начала лета. Во всяком случае до него за
корреспонденцией приходил мистер Мебиус, а еще раньше мистер… м-м, виноват,
запамятовал, как его звали. Такой был неприметный джентльмен и тоже не из
разговорчивых.
Ужасно хотелось заглянуть в конверты. Эраст Петрович
испытующе посмотрел на информатора. Пожалуй, не устоит. Однако тут
новоиспеченному титулярному советнику и дипломатическому курьеру первой
категории пришла в голову идея получше.
— Так говорите, этот мистер Морбид приходит каждый
вечер в десять?
— Как часы, милорд.
Эраст Петрович выложил на стойку четвертый полсоверен и,
перегнувшись, зашептал счастливцу-портье на ухо.
Время, остававшееся до десяти часов, было использовано
наипродуктивнейшим образом.
Первым делом Эраст Петрович смазал и зарядил свой курьерский
«кольт». Затем отправился в туалетную комнату и, попеременно нажимая на педали
горячей и холодной воды, за каких-нибудь пятнадцать минут наполнил ванну.
Полчаса он нежился, а когда вода остыла, план дальнейших действий был уже
окончательно составлен.
