Бланк вынул из жилетного кармана золотые часы, посмотрел на
них поверх очков и плотно закрыл лицо Фандорина пахучей белой тряпкой. Вот
когда пригодилась Эрасту Петровичу спасительная наука несравненного Чандры
Джонсона! Вдыхать предательский аромат, в котором праны явно не содержалось,
молодой человек не стал. Самое время было приступить к упражнению по задержке
дыхания.
— Одной минуты будет более чем достаточно, —
заявил ученый, крепко прижимая платок ко рту и носу обреченного.
«И-и восемь, и-и девять, и-и десять», — мысленно считал
Эраст Петрович, не забывая судорожно разевать рот, пучить глаза и изображать
конвульсии. Кстати говоря, при всем желании вдохнуть было бы не так просто,
поскольку Эндрю сдавил горло железной хваткой.
Счет перевалил за восемьдесят, легкие из последних сил
боролись с жаждой вдоха, а гнусная тряпка все холодила влагой пылающее лицо.
Восемспять, восемсшесть, восемсемь, — перешел на нечестную скороговорку
Фандорин, из последних сил пытаясь одурачить невыносимо медленный секундомер.
Внезапно он сообразил, что хватит дергаться, давно пора потерять сознание, и
обмяк, замер, а для пущей убедительности еще и нижнюю челюсть отвалил. На счете
девяносто три Бланк убрал руку.
— Однако, — констатировал он, — какая
сопротивляемость организма. — Почти семьдесят пять секунд.
«Бесчувственный» откинул голову на бок и делал вид, что
дышит мерно и глубоко, хотя ужасно хотелось хватать воздух изголодавшимся по
кислороду ртом.
— Готово, миледи, — сообщил профессор. —
Можно приступать к эксперименту.
Глава 16
в которой электричеству
предвещается великое будущее
— Перенесите его в лабораторию, — сказала
миледи. — Но нужно торопиться. Через двенадцать минут начнется перемена.
Дети не должны этого видеть.
В дверь постучали.
— Тимофэй, это ви? — спросила баронесса
по-русски. — Come in!
Эраст Петрович не решался подглядывать даже через ресницы —
если кто заметит, все, конец. Он услышал тяжелые шаги швейцара и громкий, словно
обращенный к глухим, голос:
— Так что все в лучшем виде, ваше сиятельство. Олл
райт. Позвал извозчика чайку попить. Чай! Ти! Дринк!
[42]
Живучий, чертяка, попался. Пьет, пьет и хоть бы что ему. Дринк, дринк — насинг.
Но потом ничего, сомлел. А пролеточку я за дом отогнал.
Бихайнд наш хаус.
[44]
Во двор, говорю, отогнал. Пока постоит, а
после уж я позабочусь, не извольте беспокоиться.
Бланк перевел баронессе сказанное.
— Fine, — откликнулась она и вполголоса
добавила. — Andrew, just make sure that he doesn't try to make a profit
selling the horse and the carriage.
[45]
Ответа Фандорин не услышал — должно быть, молчаливый Эндрю
просто кивнул.
«Ну давайте, гады, отстегивайте меня, — мысленно
поторопил злоумышленников Эраст Петрович. — У вас же перемена скоро.
Сейчас я вам устрою эксперимент. Про предохранитель бы только не забыть».
Однако Фандорина ждало серьезное разочарование — никто его
отстегивать не стал. Прямо возле уха раздалось сопение и запахло луком
(«Тимофэй», безошибочно определил узник), что-то тихонько скрежетнуло раз,
второй, третий, четвертый.
— Готово. Отвинтил, — доложил швейцар. —
Бери, Андрюха, несем.
Эраста Петровича подняли вместе с креслом и понесли. Чуть-чуть
приоткрыв глаз, он увидел галерею и освещенные солнцем голландские окна. Все
ясно — волокут в главный корпус, в лабораторию.
Когда, стараясь не шуметь, носильщики ступили в
рекреационную залу, Эраст Петрович всерьез задумался — не очнуться ли ему и не
нарушить ли учебный процесс истошными воплями. Пусть детки посмотрят, какими
делами их добрая миледи занимается. Но из классов доносились такие мирные,
уютные звуки — мерный учительский басок, взрыв мальчишеского смеха, распевка
хора — что у Фандорина не хватило духу. Ничего, еще не время раскрывать карты,
оправдал он свою мягкотелость.
А потом было уже поздно — школьный шум остался позади. Эраст
Петрович подглядел, что его волокут вверх по какой-то лестнице, скрипнула
дверь, повернулся ключ.
Даже сквозь закрытые веки было видно, как ярко вспыхнул
электрический свет. Фандорин одним прищуренным глазом быстро обозрел
обстановку. Успел разглядеть какие-то фарфоровые приборы, провода,
металлические катушки. Все это ему крайне не понравилось. Вдали приглушенно
ударил колокол — видно, закончился урок, и почти сразу же донеслись звонкие
голоса.
— Надеюсь, все закончится хорошо, — вздохнула леди
Эстер. — Мне будет жаль, если юноша погибнет.
— Я тоже надеюсь, миледи, — явно волнуясь, ответил
профессор и загремел чем-то железным. — Но науки без жертв, увы, не
бывает. За каждый новый шажок познания приходится платить дорогой ценой. На
сантиментах далеко не уедешь. А если вам этот молодой человек так дорог, пусть
бы ваш медведь не травил извозчика, а подсыпал бы ему снотворного. Я бы тогда
начал с извозчика, а молодого человека оставил на потом. Это дало бы ему
дополнительный шанс.
— Вы правы, друг мой. Абсолютно правы. Это была
непростительная ошибка. — В голосе миледи звучало неподдельное
огорчение. — Но вы все же постарайтесь. Объясните мне еще раз, что именно
вы намерены сделать?
Эраст Петрович навострил уши — этот вопрос его тоже очень
интересовал.
— Вам известна моя генеральная идея, — с
воодушевлением произнес Бланк и даже перестал греметь. — Я считаю, что
покорение электрической стихии — ключ к грядущему столетию. Да-да, миледи! До
двадцатого века остается двадцать четыре года, но это не так уж долго. В новом
столетии мир преобразится до неузнаваемости, и свершится эта великая перемена
благодаря электричеству. Электричество — это не просто способ освещения, как
полагают профаны. Оно способно творить чудеса и в великом, и в малом.
Представьте себе карету без лошади, которая едет на электромоторе! Представьте
поезд без паровоза — быстрый, чистый, бесшумный! А мощные пушки, разящие врага
направленным разрядом молнии! А городской дилижанс без конной тяги!
— Все это вы уже много раз говорили, — мягко
прервала энтузиаста баронесса. — Объясните мне про медицинское
использование электричества.
