— Злое. Он смотрел так, будто хотел убивать не зебя, а
кто-то зовсем другой. О, это был кошмар! — возбудилась от воспоминаний
Эмма Готлибовна. — Весна, золнечная погода, все дамы и господа гуляют,
чудесный зад весь в цветочках!
При этих ее словах Эраст Петрович залился краской и искоса
взглянул на Лизаньку, но та, видно, давно привыкла к своеобразному выговору
своей дуэньи, и смотрела все так же доверчиво и лучисто.
— А было ли у него пенсне? Может быть, не на носу, а
торчало из кармана? На шелковой ленте? — сыпал вопросами Фандорин. —
И не показалось ли вам, что он сутул? Еще вот что. Я знаю, что он был в
сюртуке, но не выдавало ли что-нибудь в его облике студента — к примеру,
форменные брюки? Не приметили?
— Я всегда все приметила, — с достоинством
ответила немка. — Брюки были панталоны в клетку из дорогой шерсти. Пенсне
не было зовсем. Зутулый тоже нет. У того господина была хорошая осанка. —
Она задумалась и неожиданно переспросила. — Зутулый, пенсне и штудент?
Почему вы так сказали?
— А что? — насторожился Эраст Петрович.
— Странно. Там был один господин. Зутулый штудент в
пенсне.
— Как!? Где!? — ахнул Фандорин.
— Я видела такого господина… jenseits… с другой стороны
забора, на улице. Он стоял и на нас смотрел. Я еще думала, что зейчас господин
штудент будет нам помогать прогонять этот ужасный человек. И он был очень
зутулый. Я это увидела потом, когда тот господин уже зебя убил. Штудент
повернулся и быстро-быстро ушел. И я увидела, какой он зутулый. Это бывает,
когда детей в детстве не учат правильно зидеть. Правильно зидеть очень важно.
Мои воспитанницы всегда зидят правильно. Посмотрите на фрейлейн баронессу.
Видите, как она держит спинку? Очень красиво!
Вот здесь Елизавета Александровна покраснела, да так мило,
что Фандорин на миг потерял нить, хотя сообщение девицы Пфуль, несомненно,
имело исключительную важность.
Глава 4
повествующая о губительной
силе красоты
На следующий день в одиннадцатом часу утра Эраст Петрович,
благословленный начальником и даже наделенный тремя рублями на экстраординарные
расходы, прибыл к желтому корпусу университета на Моховой. Задание было
несложным, но требующим известного везения: разыскать сутулого, не видного
собой и отчасти прыщавого студента в пенсне на шелковой ленте. Вполне вероятно,
что этот подозрительный господин учился вовсе и не на Моховой, а в Высшем
техническом училище, в Лесной академии или вовсе в каком-нибудь Межевом
институте, однако Ксаверий Феофилактович (смотревший на своего юного помощника
с некоторым не лишенным радости удивлением) был полностью согласен с
предположением Фандорина — вернее всего «зутулый», как и покойный Кокорин,
учился в университете и очень возможно, что на том же самом юридическом
факультете.
Одетый в партикулярное платье Эраст Петрович стремглав
взлетел по истертым чугунным ступеням парадного крыльца, миновал бородатого
служителя в зеленой ливрее и занял удобную позицию в полукруглой амбразуре
окна, откуда отлично просматривался и вестибюль с гардеробом, и двор, и даже
входы в оба крыла. Впервые с тех пор, как умер отец и жизнь молодого человека
свернула с прямого и ясного пути, смотрел Эраст Петрович на священные желтые
стены университета без сердечной тоски о том, что могло сбыться, да не сбылось.
Еще неизвестно, какое существование увлекательней и полезней для общества —
студенческая зубрежка или суровая жизнь сыскного агента, ведущего важное и
опасное дело. (Ладно, пусть не опасное, но все же чрезвычайно ответственное и
таинственное.)
Примерно каждый четвертый из студентов, попадавших в поле
зрения внимательного наблюдателя, носил пенсне, причем многие именно на
шелковой ленте. Примерно каждый пятый имел на физиономии некоторое количество
прыщей. Хватало и сутулых. Однако сойтись в одном субъекте все три приметы
никак не желали.
Во втором часу проголодавшийся Фандорин достал из кармана
сандвич с колбасой и подкрепился, не покидая поста. К тому времени у Эраста
Петровича успели установиться вполне приязненные отношения с бородатым
привратником, который велел звать его Митричем и успел дать молодому человеку
несколько ценнейших советов по поводу поступления в «нивирситет». Фандорин,
который представился говорливому старику провинциалом, мечтающим о заветных
пуговицах с университетским гербом, уже подумывал, не переменить ли версию и не
расспросить ли Митрича напрямую о «зутулом» и прыщавом, когда привратник в
очередной раз засуетился, сдернул с головы фуражку и распахнул дверь. Эту
процедуру Митрич проделывал, когда мимо проходил кто-нибудь из профессоров или
богатых студентов, за что время от времени получал то копейку, а то и пятак.
Эраст Петрович оглянулся и увидел, что к выходу направляется некий студент,
только что получивший в гардеробе роскошный бархатный плащ с застежками в виде
львиных лап. На носу у щеголя поблескивало пенсне, на лбу розовела россыпь
прыщиков. Фандорин так и напружинился, пытаясь разглядеть, что там у студента с
осанкой, но проклятая пелерина плаща и поднятый воротник мешали поставить
диагноз.
— Приятного вечера, Николай Степаныч. Не прикажете ли
извозчика? — поклонился привратник.
— Что, Митрич, дождик-то перестал? — тонким
голосом спросил прыщавый. — Ну тогда пройдусь, засиделся. — И двумя
пальцами в белой перчатке уронил в подставленную ладонь монетку.
— Кто таков? — шепнул Эраст Петрович, напряженно
вглядываясь в спину франта. Вроде сутулится?
— Ахтырцев Николай Степаныч. Первейший богач, княжеских
кровей, — благоговейно сообщил Митрич. — Кажный раз не меньше
пятиалтынного кидает.
Фандорина аж в жар бросило. Ахтырцев! Уж не тот ли, что в
завещании душеприказчиком указан!
Митрич кланялся очередному преподавателю, длинноволосому
магистру физики, а когда обернулся, его ждал сюрприз: уважительный провинциал
будто сквозь землю провалился.
Черный бархатный плащ был виден издалека, и Фандорин нагнал
подозреваемого в два счета, но окликнуть не решился: что, собственно, он может
этому Ахтырцеву предъявить? Ну, предположим, опознают его и приказчик Кукин, и
девица Пфуль (тут Эраст Петрович тяжко вздохнул, снова, уже в который раз,
вспомнив Лизаньку). Так что с того? Не лучше ли, согласно науке великого Фуше,
непревзойденного корифея сыска, установить за объектом слежку?
