– Потому что вы застенчивы? – спросил он. – Это стало для вас слишком тяжелым испытанием?
Ее губы слегка изогнулись, но она не улыбнулась.
– Я никогда не была застенчивой, – ответила она. – Никто так обо мне не отзывался раньше. Я просто не знаю этого мира, ваша светлость. Я не могу подобрать верное слово. Этот мир для меня чужой. Если я здесь останусь, это обернется мучением для меня и чем-то еще худшим для вас. Вы были со мной добры. Я все еще считаю себя обязанной вам, и всегда буду так считать. Я все еще чувствую себя ответственной за то, что обстоятельства сложились именно таким образом. Но у меня ничего не получится. Я скажу об этом ее светлости сама. Я объясню, что вина никоим образом не лежит на вас. Вы все это время вели себя как джентльмен.
Ее щеки снова порозовели, а в глазах появился огонь. Она снова стала похожа на его мотылька цвета фуксии, хотя ему не следует позволять себе думать о ней подобным образом. Чувство вины затопило его. Она не была ответственной за создавшуюся ситуацию. Вина целиком лежала на нем.
– Вас просто вводят в заблуждение титулы и модные платья, – сказал он. – Это понятно, но все это так поверхностно. Люди остаются людьми, когда все сказано и сделано.
– Я думаю, – сказала она, снова почти улыбаясь, – что вы искренне верите в то, что говорите. Но вы не правы. Я не гожусь для того, чтобы быть вашей герцогиней. И мне не понравится быть герцогиней. Было очень глупо тогда так настаивать на помолвке только потому, что вам казалось, будто честь обязывает вас сделать мне предложение. И потому, что мне не хватило сил отказать.
Ее ресницы, заметил он, когда она опустила глаза, темнее, чем волосы. Они были густыми и длинными.
– Но помолвка уже объявлена, – сказал он. – В сегодняшних утренних газетах появится заметка.
– Да, я знаю. – Она снова подняла на него глаза. – Значит, надо опубликовать другое объявление, отменяющее первое.
– Произойдет скандал, – сказал он.
– Я не боюсь скандалов, – сказала она. – А вас он слишком не затронет. Ваше положение защитит вас. Я вернусь в Синдон и окажусь достаточно далеко от Лондона. Может, мистер Уоткинс найдет мне другого мужа за оставшиеся три месяца – кого-нибудь, чье общественное положение будет более близким моему.
– Никто, – тихо сказал он, – не женится на женщине, вызвавшей в обществе скандал, разорвав помолвку.
Она закусила губу. Было очевидно, что она об этом не подумала.
– Тогда я вернусь к своей прошлой жизни, – решительно заявила она. – Найду место гувернантки.
– Неужели вы думаете, – спросил он, – что ваши прежние хозяева дадут вам рекомендации после того, как вы покинули их дом, просто так, на рассвете, даже не предупредив об уходе?
Она снова побледнела. Круги под глазами стали заметнее. Она смотрела прямо на него.
«Почему я так старательно отговариваю ее от того, что она действительно хочет сделать?» – подумал он. Он видел невозможность этого брака так же ясно, как и Стефани – в особенности после вчерашнего визита. Может, он отговаривает ее только потому, что сам боится шума, который поднимется вокруг него после разрыва помолвки? Или все же, как он уже объяснил ей, потому, что она оказалась бы в безнадежной ситуации? Он не может позволить ей уйти.
Стефани вдруг поднялась на ноги и быстро прошла по комнате к окну, возле которого вчера стоял он сам, ожидая их приезда. Он остался на прежнем месте и смотрел на нее. Она казалась еще тоньше, чем была в те три дня. Он задумался над тем, смогла ли она нормально спать и есть эти полторы недели. Он вспомнил с какой жадностью – правда, прилагая немало сил, чтобы ее скрыть – она ела суп в гостинице в первый день их встречи.
У него промелькнула мысль о том, что это такое – провести первую брачную ночь с девственницей. До этого он имел дело только с опытными женщинами. И он вспомнил, как думал, что она – очень опытная женщина. Если бы было правдой то, что ему ошибочно казалось, она бы уже две недели была его любовницей. И он бы знал это стройное, гибкое тело так же хорошо, как свое собственное. Что ж, почти через месяц он начнет очень близкое знакомство с ним, долгое, как сама жизнь.
Это ни в коей мере не было неприятной мыслью. Если бы их брак состоял только из взаимоотношений в постели!
– Вы привыкнете к новой жизни, – сказал он. – В конце концов, вы – леди благородного происхождения и воспитания. А моя мать – хороший учитель. Вы сможете научиться всему необходимому у нее. Она не была слишком.., сурова с вами сегодня, полагаю?
– Нет, – быстро сказала она, не поворачиваясь к нему. – Конечно, нет. Она была очень добра. Наверное, ей это дается нелегко. Она должна ненавидеть каждое мгновение. У нее наверняка были другие планы относительно старшего сына.
Он встал и подошел к ней.
– Она будет гордиться вами, – сказал он, – и со временем полюбит вас. За следующую неделю она поможет вам подобрать и привыкнуть к одежде, более подходящей вашему нынешнему положению, и расскажет об основных обязанностях герцогини. После этого мы представим вас обществу. Я с нетерпением жду этого момента. Все пройдет благополучно. Вы очень красивы.
Она чуть наклонила голову, но не сразу ответила на его слова.
– Тогда хорошо, – сказала она, наконец. – Я научусь правильно одеваться и вести себя так, чтобы вам не было за меня стыдно, как вчера, ваша светлость. Я научусь быть герцогиней.
Он поморщился.
– Мне не было за вас стыдно, – возразил он. – Мои сестры и мать сразу поняли, что вы немного смущены. Мне не следовало доводить вас до этого. Я должен был сам заехать за вами в гостиницу. Я должен был представить вас сначала только моей матери.
– Вы же не знали, что так получится, – сказала она, слегка пожимая плечами. – Любая леди из вашего мира знала бы, что ее ожидает и как следует себя вести. Ее бы ничто не смутило.
Он слегка сжал ее за плечи.
– Я не стыжусь вас, – снова повторил он. – И вы быстро научитесь чувствовать себя уверенно в новом мире. Мы все поможем вам – моя мать и я, Джейн, Луиза… – Он заколебался, но не назвал имени Элизабет.
Она рассмеялась и снова пожала плечами.
– Джейн, Луиза, – сказала она. – Я даже не знаю, кто они. Я не помню их титулов, как, впрочем, и фамилий. И я даже не уверена, что узнаю их, когда увижу в следующий раз. Я…
– Дайте себе время, – сказал он.
Она стояла неподвижно, склонив голову. Потом кивнула и повернулась к нему.
– Всего неделя, – сказала она. – Будем надеяться, что я способная ученица. Будем надеяться, что к концу недели, когда придет время покинуть этот дом и впервые появиться в обществе, я буду знать достаточно, чтобы не опозорить вас.
Его руки снова легли ей на плечи, когда она повернулась. Они были очень тонкими.
