– Я некрасивая, – прошептала Клодия.
– Позволь мне самому судить, – возразил он.
Он провел по ее груди обеими руками, Повторил путь пальцев губами, лизнул тугие соски, и она снова тяжело задышала.
Но лежать неподвижно и не думала: она не только отзывалась на его прикосновения, но и просунула руки под его жилет. Совместными усилиями они вытащили его рубашку из-под пояса панталон, Клодия провела обеими ладонями по его спине от талии до плеч. Потом высвободила одну руку и нашла кратчайший путь между их телами туда, где под тканью панталон ощущалась выпуклость.
Джозеф решительно взял ее за запястье, отвел руку и придержал.
– Сжалься, – взмолился он, ненадолго оторвавшись от ее губ, – я едва держусь.
– А я уже не могу.
Усмехнувшись, он снова проник под ее юбку и добрался до слияния бедер. В этом укромном месте было горячо и влажно.
Клодия застонала.
Непослушными пальцами Джозеф расстегнул пуговицы на панталонах, лег между ее ног, раздвинувшихся под тяжестью его тела, подложил ладони под обнаженные плечи Клодии, чтобы она не билась о твердую землю, и нанес короткий удар нижней частью тела, проникая в самую глубину и чувствуя, как мышцы охватывают его достоинство.
Она согнула ноги в коленях и уперлась ступнями в землю придала телу такой изгиб, чтобы впустить его еще глубже. Прерывисто вздохнув, он уткнулся в ее плечо.
– Клодия… – шепнул он в розовое ушко.
Как долго он ждал этого – почти вечность. И теперь понимал, что дольше не выдержит, и напоминал себе, что Клодия заслуживает большего, чем стремительная и бездумная близость.
– Джозеф… – низким гортанным голосом произнесла она.
Он отстранился и вновь, погрузился в нее, ритм любви захватил обоих, неуклонно нарастая, пока наслаждение не достигло наивысшей точки, сияние не рассыпалось мириадами ослепительных искр и он не излился в нее.
Слишком рано, с раскаянием подумал он, ощущая, как тело наполняется сладостной истомой.
– Как похотливый мальчишка… – со стыдом пробормотал он.
Она тихо рассмеялась, повернула голову и легко поцеловала его в губы.
– По моим ощущениям – вовсе нет.
Он перекатился и привлек ее к себе. Теперь оба лежали на боку, лицом друг к другу.
Она совершенно права: все произошло так, как и следовало. Все было отлично, более того – идеально.
На сегодня достаточно, а другого случая, возможно, у них не будет. Джозеф старался запомнить каждую подробность, продлить время. Он прижимал к себе Клодию и мечтал, чтобы эта минута не кончилась никогда.
С неба светила луна, дул прохладный ветер, Джозеф обнимал нежное, разгоряченное тело любимой женщины и был счастлив.
Клодия знала, что ни на минуту не пожалеет о случившемся, как ни разу не пожалела о поцелуе в Воксхолле.
И вместе с тем она понимала, что это их единственный шанс и единственный вечер. Сегодня же Джозефу придется вернуться в Элвесли.
Мисс Хант приложит все старания, чтобы не упустить такую выгодную партию, как маркиз Аттингсборо, – в этом Клодия ничуть не сомневалась. Герцогу Энбери и графине Саттон даже не понадобится долго упрашивать обиженную невесту. И конечно, Джозефу не останется ничего другого, кроме как забыть о расторжении помолвки, тем более что о нем еще не объявлено публично. Ведь он джентльмен.
Значит, сегодняшний вечер – все, что у них есть.
Нет, Клодия не собиралась жалеть. Страдать – может быть, но любым страданиям рано или поздно приходит конец.
Стараясь не поддаваться дремоте, она любовалась луной и звездами над озером, слушала еле слышный плеск волн, чувствовала, как высокая трава холодит ступни, вдыхала запах древесной коры и одеколона Джозефа, ощущала вкус его поцелуев на слегка саднящих губах.
Несмотря на усталость вплоть до изнеможения, еще никогда она не чувствовала себя такой живой.
Лицо Джозефа скрыла темнота, но Клодия заметила, когда он задремал, а затем проснулся, слегка вздрогнув. Как жаль, что нельзя остановить или хотя бы замедлить время!
На следующей неделе она вернется в школу, займется подготовкой к урокам, будет составлять расписания на предстоящий год. Начало любого учебного года волнует и будоражит. В вихре дел она забудет обо всем.
Но пусть это случится потом.
Не сейчас, позже. Настоящее еще не кончилось, не уступило место будущему.
– Клодия, если… возникнут последствия… – нерешительно забормотал он.
– О Господи, – перебила она, – ничего не будет! Мне уже тридцать пять лет.
Нелепая и неуместная ложь. Ей всего лишь тридцать пять, и недомогания ежемесячно напоминают ей, что она еще способна родить ребенка. Но об этом Клодия не думала. А когда подобная мысль пришла ей в голову, отмахнулась. Вот глупая!..
– Всего лишь тридцать пять, – поправил он, словно прочитав ее мысли, но если и собирался продолжить фразу, то передумал. Да и что он мог сказать? Какими словами? Пообещать жениться на ней? Если мисс Хант потребует, чтобы он сдержал обещание, данное ей, ему уже не вырваться на свободу. И даже если она все-таки разорвет помолвку и отпустит его…
– Ни за что не стану тратить этот вечер на тревоги и сожаления, – заявила Клодия.
Именно от такой бездумности Клодия предостерегала старших девочек перед окончанием учебы, особенно тех, кто учился бесплатно, не имел родных и, следовательно, рисковал сильнее, чем ученицы, за которых могли вступиться родные.
– Да? – переспросил Джозеф. – Вот и хорошо.
Он нежно водил ладонями по ее обнаженной спине, ласкал губами мочку уха и шею, она крепче обнимала его, целуя в шею, подбородок и губы. А когда в низ живота Клодии уперлось нечто твердое, она поняла, что вечер еще не кончен.
Они по-прежнему лежали на боку, он положил ее ногу к себе на бедро, придвинулся и вновь вошел в нее.
На этот раз он действовал не так отчаянно и поспешно. Движения были размеренными, резкими, она отзывалась на них, чувствовала, как его твердое достоинство проникает в ее жаркое и влажное лоно, наслаждалась каждым мгновением близости. Они целовались медленно, приоткрыв рты.
Внезапно Клодии показалось, что она и вправду красива. И не только красива, но и женственна, и страстна – словом, наделена всеми качествами, в которых так долго отказывала себе, убежденная, что ей уже не найти свою любовь. И он был прекрасен, он любил ее и предавался с ней страсти.
Каким-то чудом ему удалось избавить ее от неуверенности, накопившейся за восемнадцать лет. Она словно заново родилась – учительница и женщина. Директриса и любовница. Преуспевающая и уязвимая. Строгая и страстная.
Она стала собой – без ярлыков, оправданий и ограничений. Стала совершенством.
