Откинувшись на сиденье и опустив веки, Мазур постарался
расслабиться. Радио приглушенно-усыпляюще играло что-то классическое, кажется,
из Сен-Санса. Машин на шоссе и в самом деле было мало, так что вскоре они
въехали собственно в Одессу, и Оксана сбавила скорость. Мазур, открыв глаза,
смотрел на город, в котором, в ранешнее время, ему доводилось бывать не так уж
и редко, и который изменился, как и все города постсоветского
пространства, – но все же, все же…
Свернули на Приморский бульвар, прямо под «кирпич», и
остановились у входа в трехэтажное здание с фасадом в духе итальянского
ренессанса. Оксана, обернувшись, сказала деловито:
– Ну вот, Кирилл Степанович, мы на месте. Отдыхайте
пока, а вечером я за вами заеду. В восемь часов. Идет?
Мазур наклонился, прочитал название над входом – готель
«Лондоньски», – и в ту же секунду этот самый вход – а точнее, толстая
плита цельного матового стекла – распахнулась. На солнце вышел молодец в
униформе, степенно спустился к машине и с таким видом, будто лично он является
султаном Брунея, который лично встречает князя Монако, ручонкой в белоснежной
перчатке открыл дверь со стороны Мазура.
Ага, это и есть готель, надо понимать…
Мазур молча кивнул Оксане, выбрался из салона и следом за
чопорным, как киношный аглицкий мажордом, швейцаром поднялся в гостиницу. В
голове плескалось: «В таких случаях принято давать чаевые … Вот же блин, а
сколько давать-то? У меня и денег ихних нет, что тут у них, гривны? Ладно,
десять баксов дам, все равно меньше нема… Не рубли ж ему совать…»
Предупредительно придержав двери, молодец отработано изящным
жестом указал Мазуру на стойку портье:
– Прошу сюда.
Мазур, сунув денежку в ненавязчиво протянутую руку,
прошествовал к ресепшен, за стойкой которого уже чуть ли не с распахнутыми
объятиями улыбался ему импозантный мужчина средних лет в форменном костюме с
бейджиком.
– Пан Мазур? – утвердительно спросил он.
– Он самый, – проворчал Мазур доставая паспорт и
прикидывая: то ли надо и этому на чай давать, то ли сие не принято? Вроде, не
принято. Эх, позабыл товарищ адмирал подобные нюансы в общении с обслуживающим
персоналом нижайшего звена, знаете ли…
– Ждем вас, ждем! – с непередаваемой смесью
раболепия и гордости за готель «Лондоньски» заметил портье. – Номер
заказан, люкс, на третьем этаже, балкон, си-сайт на гавань и порт! Кстати, в
нашей гостинице известные писатели останавливались – Бунин, Куприн, Чехов! Да и
сейчас известные люди останавливаются…
Портье, в общем, заливался соловьем. А Мазур терпеливо
слушал. Попутно портье подсунул Мазуру бумажку, и пан адмирал поставил закорюку
напротив своей фамилии. Портье расплылся в совсем уж широченной улыбке; сразу
было видно, что большего счастья в жизни, как лицезреть такого гостя у него не
было и не будет всю ближайшую пятилетку. Напоследок портье поведал, что здание,
в котором размещается гостиница, является памятником архитектуры. И
поинтересовался – не вызвать ли коридорного, дабы пана Мазура препроводили в
его номер. Пан Мазур изволил дать добро.
Коридорному тоже, после того, как тот показал номер,
проверил полотенца, наличие банного халата и прочей фигни, пришлось сунуть в
лапу… И наконец Мазур остался один. Отправил SMS супруге – мол, прибыл, все в
порядке, как у тебя? Получил обнадеживающий ответ от няни детеныша, освежился,
переоделся и отправился на променад – благо времени до восьми еще было
предостаточно.
На знаменитом Приморском бульваре Мазур малость притормозил,
раздумывая: а куда, собственно, податься. Несмотря на довольно ранний для
курортного города час – всего-то одиннадцать утра – по бульвару туда-сюда
фланировали отдыхающие, коих от аборигенов можно было запросто отличить и
одеждой, и выражением лиц, и громкими разговорами.
Мазур закурил, повернулся лицом к отелю, еще раз полюбовался
на помпезный фасад и неторопливо направился, вопреки известной поговорке,
направо, в сторону памятника Дюку – тем более идти было всего-то ничего. По
пути углядел обменный пункт и наконец-таки стал обладателем украинской валюты –
в количестве пяти тысяч гривен.
На небольшой площади у памятника, как в старые добрые
времена СССР, продавали всякую туристскую всячину, приправленную исконно
одесским колоритом и юмором. Посмеиваясь про себя, Мазур не удержался и
прикупил у бойкого торговца «Паспорт гражданина Одессы», с печатями и
подписями, только фотографию оставалось вклеить, а также солидно исполненное
удостоверение, краснокожее, с золотым тиснением – оно так и называлось:
«Удостоверение». И удостоверяло оно, что, дескать, «предъявныку цього
дозволяэться задарма красты на углу Дерибасовськой та Ришелье». Для тех, кто не
понял, – «предъявителю сего разрешается бесплатно воровать на углу
Дерибасовской и Ришелье». Вот так, не больше и не меньше.
«При случае Лымарю подарю, он такие штуки обожает», –
подумал Мазур, убирая ксивы в карман пиджака.
Потом полюбовался на Потемкинскую лестницу, рядом с которой
с давних пор для особо ленивых был установлен эскалатор, работающий, правда,
только на подъем, отмахнулся от назойливых фотографов и медленно двинулся
дальше по бульвару. Не торопясь, дошел до Пушкинской улицы и побрел в сторону
Дерибасовской. Заметив маленький японский ресторанчик, вспомнил, что еще не
завтракал, и бросил якорь за одним из столиков, стоявших на жарком воздухе под
полосатыми тентами.
Заказав быстро подошедшей молоденькой официантке в кимоно,
но с посконно славянской внешностью легкий завтрак, он откинулся на спинку
стула и закурил – благо заморско-украинская мода борьбы с курением конкретно до
этого места еще не добралась и на столиках пепельницы присутствовали. Заказа
долго ждать не пришлось, и вскоре Мазур с удовольствием пил недурственный кофе
из маленькой фарфоровой чашки, поедал маленькие бутербродики с рыбой и глазел
на проходящих по улице панночек – мужик есть мужик, так и пишется «мужик»,
аминь.
Панночки были на уровне.
Заказал еще одну чашечку кофе (чего они в такие малюсенькие
наливают – как экономят!), принялся смаковать ароматный напиток маленькими
глотками. Наконец допил. Докурил. Расплатился. Встал. Снял пиджак и перебросил
его через руку – солнце припекало вовсю.
Пройдя очередной перекресток, свернул направо, на
Дерибасовскую, и – о! – вдруг углядел над головой известное каждому
второму гражданину СССР, не считая каждого первого жителя России название – и
плевать, что на Украине нынче пышным цветом расцвели «незалежнисть» и «самостийнисть».
Искушение было слишком велико: оказаться в Одессе и не заглянуть сюда? Это выше
человеческих сил, товарищи!
