– Прошу прощения, Александр Олегович, но… – начал
Кривицкий и нервно погладил бинт на руке. – Она могла и не поделиться… Не
могла ли она вести какую-то свою игру? В тайне от вас…
– Извините – нет. Во-первых, у нас практически нет
общих дел… а во-вторых, если помните, она все время пряталась в боцманской…
– Но ведь зачем-то она оттуда вышла, – не сдавался
Кривицкий.
– В любом случае, мы не можем сбрасывать и такую
возможность со счетов, – перебил Больной.
– Да ну вас! – Грузин тряхнул ладонью в сторону
Больного и Крепыша, словно отмахиваясь от назойливой мухи. – У тебя,
по-моему, паранойя! А «мы» – это кто, кстати? От чьего лица ты говоришь сейчас
это «мы»? От своего лица и лица Березы или от всего кружка
лондонско-тель-авивских эмигрантов? Или ты и нас в это «мы» зачисляешь?
«Вот оно как, – вяло подумал Мазур. Он чувствовал себя,
точно зритель в кинотеатре на просмотре фильма категории „Б“. – Согласья
нет даже в тесной кучке соратников. Сложно вам будет тогда заговоры-то плести…»
Иван Сергеевич не успел ответить Кахе Георгиевичу, потому
что в разговор, грозящий плавно перейти в словесную стычку, вмешался
Малышевский:
– Понятно, никто нам не запрещает подозревать не только
всемогущий Кремль, но и друг друга. И я тут главный подозреваемый – поскольку
яхта принадлежит мне, значит, мне и сподручнее было организовать все… Однако
давайте априорно все же исходить из того, что за нападением стоит третья сила.
А факты все расставят по своим местам.
– Правильно говоришь, – хлопнул себя ладонями по
коленям Грузин. – Иначе мы только перессоримся и ни к чему не придем.
Давайте думать, как строить работу.
– Следствие идет, – сказал Говоров, – лучших
своих людей я подключил, информация о ходе расследования регулярно ложится вам
на стол… – Он на миг запнулся. – На стол каждого, и ваш, Малышевский,
и ваш, Иван Сергеевич. И будет ложиться незамедлительно и без всякого
купирования. Да только возможности официального расследования… В общем, вы
прекрасно знаете, что это за возможности…
– А главное – уходит время! – зло сказал
Кривицкий.
– Я бы даже сказал, что это самое главное, – с
недовольным видом добавил Больной. – В общем, за тем я сюда и прибыл,
чтобы обеспечить начало нашей совместной работы по проблематике.
– Ох, любишь ты, Иван Сергеевич, казенные формулировки.
Проще говори, – бросил Грузин, доставая из кармана довольно затертого вида
футляр с позолоченной застежкой.
– Казенные формулировки тем и хороши, что не допускают
двоякого толкования, – невозмутимо продолжал Больной. – Итак, что мы
имеем… Большинство из тех, кто напал на яхту, были чеченской национальности,
это установленный факт. Как они на яхту проникли – это другой вопрос, пусть им
занимается Говоров. Но вот то обстоятельство, что это были именно чеченцы,
отчасти облегчает нам задачу. Чеченцы – это особый, довольно замкнутый мир,
живущий по своим законам, и, в сущности, очень небольшой, где все друг про
друга знают, хоть и разбросаны по всему свету. Родственные связи, долги и
обязательства друг перед другом, кровная вражда. Где бы ни оказался чеченец, он
не может совершенно оторваться от своего тейпа, не получится у него это…
– Да все понятно, – поморщился Малышевский. –
Ты и Береза еще с первой войны делали хар-роший гешефт с чеченцами. Если я
ничего не путаю, как раз твой Березовский в девяносто шестом и насоветовал царю
Бориске штурмовать Грозный. Конечно, у него должны были сохраниться старые
связи…
– Давайте не будем затрагивать темы, не имеющие прямого
касательства к нашим проблемам, – с каменным лицом произнес
Больной. – Это не продуктивно, зато уведет в сторону от дела. Итак, мы
обеспечим встречу с… очень компетентным в чеченских делах человеком.
– Мы считаем, его консультация поможет делу, –
сказал Кривицкий. – Мы думаем, он сможет внести кое-какую ясность насчет
того, кто из чеченов причастен к этой истории. Или – кто наверняка непричастен,
что иногда бывает знать полезней. А там, глядишь, появится следочек…
– Кто этот твой авторитет? – подозрительно
прищурившись, перебил Малышевский. – Или тайна?
Больной помялся, но все же сказал:
– Зелимханов.
Малышевский уважительно покивал головой и промолчал. За него
сказал Грузин:
– Сильно. Это тебе не какой-нибудь лондонский болтун,
называющий себя ичкерийским министром в изгнании, это крупняк.
Из потертого футляра он вытащил темную гнутую трубку и,
набивая ее табаком, заметил:
– После того, как убрали неуловимого Одноногого, это
второй человек в чеченской колоде. Сильно!
– Но я слышал, он давненько уже пребывает вдали от
родных гор? – спросил Малышевский.
– Поверьте, это ни в малейшей степени не мешает ему
быть в курсе всего того, что касается Чечни и чеченов. Собственно говоря, он
лишь формально пребывает вдали, но его участие в делах диаспоры довольно
значимо. Я бы сказал – имеет ключевое значение…
– Контролирует денежные потоки? – быстро спросил
Малышевский.
– Я не знаю, – улыбнулся Больной так искренне, что
верить ему не было ну ни малейшего желания.
– А он не откажется?
– Уже. Мы уже договорились с Зелимхановым. Через два
дня он ждет гостей. Осталось определиться с гостями…
Иван Сергеевич наконец-то удостоил взглядом Мазура.
– Тоже вроде бы «уже», разве не так? – усмехнулся
Малышевский. – Ведь ваш… украинский протеже со следами былых усов здесь
тоже не случайно, я не прав? В общем, дорогой Каха призывал отбросить излишнюю
дипломатию. Вот давайте ее отбросим и честно признаемся, что всецело доверять
друг другу не сможем. Если к авторитетному консультанту отправится только ваш
человек, боюсь, с нашей стороны это лишь посеет ненужную подозрительность. А мы
ведь хотим строить дружеские отношения… как говорят в официальных протоколах –
на основе взаимовыгодного сотрудничества, не правда ли?
– Совершенно с вами согласен, – улыбнулся Больной.
Улыбка ему, кстати, не шла – смотрелась, как галстук-бабочка на удаве. –
Поэтому позвольте поинтересоваться: не будет ли проблем у вашего протеже,
товарища адмирала, с оформлением иранской визы, не нужна ли помощь?
– Ни малейших проблем, – заверил его Малышевский. –
Быть может, у вас есть какие-то проблемы с авиаперелетом? Могу предложить свой
скромный ероплан…
