Глава 4
Чеченский след
Серый «рено» выехал из-за угла аккурат в тот момент, когда
они с Тимошем подошли к указанному месту. Приглашающе распахнулась задняя
дверца. На передних сиденьях обнаружились два типуса самой грозной наружности.
Крепко сбитые, бородатые, молчаливые, с колючими взглядами. Машина рванула с
места, едва Тимош закрыл за собой дверцу. Мазур приготовился к долгой поездке.
Он полагал, что они направятся куда-нибудь в пригород, в
один из тех загадочных домов, за белыми заборами которых и происходит насквозь
загадочная восточная жизнь. Однако все вышло не так. Ехали минут десять от
силы, более того – Мазур нисколько не сомневался, что пять из этих десяти они просто
кружили по прилегающим кварталам.
Наконец машина остановилась перед заведением под вывеской
«Дом Абасси». Разумеется, Мазур за пять часов пребывания на персидской земле не
научился читать на фарси – вывеска была на двух языках, и на английском тоже. Иностранцы,
как уже было сказано, здесь не такая уж редкость, даже несмотря на все
международные санкции против Ирана и на тот образ страны сплошь злобных
фанатиков, какой американцы проталкивают через все свои СМИ. (Нет, ежели
кому-то вдруг вздумается напялить на себя маечку с надписью USA или джинсы с
американским флагом на ягодице и в таком виде прогуливаться по любому иранскому
городу, ему, пожалуй, не поздоровится. Могут и побить, не говоря уж про то, что
всенепременно изорвут маечку в клочья, а мерзопакостный флажок со штанов
вырвут, что называется, с корнем…)
– Выходите, – не оглядываясь, бросил по-английски
один из их бородатых сопровождающих.
Мазур с Тимошем выбрались из машины, проследовали за
бородачом к двери этого самого «Дома Абасси», на которой болталась двуязычная
табличка, сообщавшая что заведение закрыто. Табличка, однако, не остановила
бородача, он вошел в заведение, махнул рукой недавним пассажирам – мол,
валяйте, входите тоже, чего стоите как неродные.
Мазур с Тимошем вошли. За ними, не полагаясь на одну
табличку, дверь заперли на ключ. Внутри их встретил полумрак и сильный кофейный
аромат. Гости остановились, озираясь.
Заведение являло собой гибрид кофейни, магазина и
мастерской. В левой его части, отгороженной завесой из ковров, некоторые из
которых были откинуты, Мазур разглядел около десятка столов и некое
приспособление, смахивающее на древний печатный станок. На столах лежала бумага
– стопками и отдельными листами, стояли стаканы с кистями, какие-то банки и
ящички. И было пусто, никого.
Одесную, то бишь справа, на возвышении располагались
невысокие столики темного металла с утопавшими в коврах ажурными ножками. Возле
них стояли столь же ажурные и совсем низенькие скамеечки, на которых лежали
бордовые подушки с золотистыми кистями. На одной из таких подушек восседал
очередной бородач, заметно старше провожатых, в круглой черной шапочке. К этому
человеку направился бородач из машины, а следом за ним двинулись Мазур и Тимош.
Значит, шпионские игры кончились, никуда их больше не
повезут. Потому как человек в шапке был тот самый – в досье, которое листал
Мазур, имелись и фотографии. Невысокий, широкий в кости, с бычьей шеей.
Выглядит лет на десять старше Мазура, хотя они без какого-то года ровесники. На
левой руке не хватает двух пальцев – это сейчас хорошо заметно, руки он держит
на виду. А еще, как помнил Мазур из скурпулезнейшим образом проштудированного
досье, у него от локтя к плечу тянется двойной шрам. И еще он довольно заметно
хромает – когда-то был ранен в правую ногу.
Имя – Лом-Али Зелимханов. Воевал и в первую чеченскую, и во
вторую. В полевые командиры даже не выбивался, попал сразу. Еще бы: с его-то
опытом кадровой службы в Советской Армии… и не где-нибудь служил при Советах, а
в десантных войсках. И дослужился, между прочим, до майора… Из лесов Зелимханов
вышел с приходом к власти в Чечне старшего Кадырова и сразу махнул за границу,
с тех пор там и сидит безвылазно.
Мазур знал, что он лично убивал русских солдат, не говоря уж
про то, что посылал своих боевиков закладывать фугасы и всяческими другими
способами подрывать и уничтожать наших солдат.
Враг.
Перед ним сидел, перебирая четки, самый настоящий враг,
сполна заслуживший высшую меру наказания, и у Мазура не дрогнула бы рука
свернуть ему шею… Тем более – вот она эта шея, только дотянись. Но нельзя,
мешают, понимаешь, интересы дела…
Они пересеклись взглядами. Похоже, чеченец догадался о
мыслях русского гостя. То-то усмехнулся в бороду.
– Это мой сын, – он показал на присевшего рядом
бородача из машины. – Его зовут Рамзан… как того самого. Он не говорит
по-русски. Зачем ему русский? Он будет жить здесь, здесь будет бизнес делать.
Пока в Ичкерии Кадыров, ему туда путь закрыт…
Ну да это нам известно. В досье было сказано, что род
Зелимхановых с родом Кадыровых кровники. Правда, повод, по которому насмерть
перессорились эти чеченские Монтекки и Капуллети, составители досье не указали.
Вряд ли забыли – скорее, не смогли найти. Кстати, из-за своей вражды с
Кадыровым Зелимханов пользуется большим авторитетом у непримиримых… Если сын,
по словам отца, по-русски не разумеет совершенно, то сам Зелимханов на «великом
и могучем» говорил великолепно, разве что с небольшим акцентом. Ничего
удивительного – в советской армии русскому языку обучали качественно. Как нигде
еще. Методом полного погружения. Уроков не забудешь до могилы.
– Мои имя вы знаете, свои можете не называть, –
сказал бывший полевой командир, вертя в покалеченной руке четки. – Мне они
ни к чему, только голову засорять. Ну что мне с того, что ты, скажем, Иван, а
ты – Петр. Меня попросили проконсультировать. Я проконсультирую и забуду вас
навсегда.
«Ага, попросили, – мысленно усмехнулся Мазур. –
Любят восточные люди красивые словеса разводить. Сказал бы честно – купили.
Стал бы ты встречаться, если в просьба не была подкреплена баблом».
– Знаете, что это за место? – Зелимханов взмахнул
четками.
Мазур провел взглядом по стенам, на которых висело множество
небольшого размера цветных картин в тонких деревянных рамах. Под каждой
картиной имелась бирка с ценой, при желании любую можно было купить.
– Мастерская какая-то, – осторожно предположил
Стробач.
