– Да откуда нам! Мы ж из подвалов не вылазим, –
Лихобаб потянулся к бутылке. – А вот раньше у тебя были другие наниматели.
Вернее, один-единственный, лица не имеющий. Которому ты присягу, между прочим,
давал.
– Это ты не трожь, присягу я не нарушал. Больше
четверти века сполнял государеву службу, отправлялся, куда пошлют, блюдя
верность присяге. И заслужил, понимаешь! Уж одну «работу» исключительно на себя
и для себя я заслужил…
Мазур взял кружку, которую подвинул к нему Лихобаб. Выпил,
не дожидаясь тостов и чоканий.
– Когда узнал, что у меня будет ребенок, в башке что-то
щелкнуло. Будто кто-то хлопнул по выключателю. Что, подумалось, оставлю ему?
Блестящую груду орденов и медалей? Так ведь это только для меня они ценность,
потому как за ними моя жизнь, люди, многих из которых уже нет, кровь – своя и
чужая. Для посторонних же – это всего лишь железки с ленточками… А ведь я,
блин, уже не мальчик! И шансов что-то взять от этой гребаной жизни у меня
осталось мало! А я хочу быть уверен: случись что со мной, дите не будет ни в
чем нуждаться и станет поминать отца лишь добром!..
– Ну, хорошо, – махнул рукой Лихобаб. – А
что, работа на олигарха так хорошо оплачивается? Почем двадцать соток в
Подмосковье стоят…
– Не трудись, в нулях запутаешься.
– И этот олигарх нанял тебя грохнуть кого-нибудь?
– Я все-таки и обидеться могу, несмотря на общее
героическое прошлое, – очень серьезно произнес Мазур. – Я же сказал,
что работа была по профилю. Собственно, заниматься пришлось почти тем же, чем
мы с тобой занимались в Эль-Бахлаке… И не только в нем одном. То есть помогать
удержаться у власти правящему режиму, потому как в сохранении режима кровно был
заинтересован мой наниматель…
– У олигарха в том царстве-государстве, не иначе,
имелись свои собственные коммерческие интересы, которым многое бы угрожало,
случись там переворот или тем паче революция…
– Совершенно в точку, – сказал Мазур. – Кроме
того, у него еще нашлись там интересы, но я узнал об этом, уже находясь в
задании. Видишь ли, страна та была африканская, более того – одна из тех, что
славна алмазными месторождениями…
– Ах вот оно что!
– Именно так и никак иначе. И кроме всего прочего в тех
краях образовались бесхозные алмазы, так уж случилось.
– Ага. Известно, насколько бесхозным бывает такое
добро, – понимающе хмыкнул Лихобаб. – Ну-ну. Значит, тебе поступила
вводная на завладение бесхозным добром?
– Можно и так выразиться.
– И много было добра?
– Вполне. Какой-нибудь Белоруссии хватило бы на
несколько госбюджетов.
Лихобаб присвистнул.
– И ты, выходит, справился с заданием?
– Справился, – сказал Мазур. – Отсюда и дом,
и машины, и все остальное. Скромный процент от того добра, которое, наконец,
нашло своего хозяина.
– Почему же тебя…
– Не убрали? – понятливо подхватил Мазур. –
Потому что сейчас все-таки не безумные девяностые, а прагматические нулевые. В
ноль седьмом году уже не разбрасываются профессионалами налево и направо –
дескать, только свистни, и к нам новые набегут, не хуже прежних. Теперь
профессионалов принято беречь и избавляться от них только в самых крайних
случаях. Таковым алмазную историю не посчитали… А чем я могу навредить? Только
тем, что проболтаюсь об алмазах. И кто мне поверит? Судя по тому, что с меня не
брали подписок о неразглашении, даже честного слова не брали – никто в моем
лице угрозу не усматривает.
– Хочешь сказать, что олигарх твой по-своему приличный
мужик, с которым приятно иметь дело?
– А я и не имел с ним дело. В глаза его не видел.
Общался же исключительно с его доверенными лицами. В основном с одним лицом,
особой женского полу по имени Олеся… – Мазур замолчал, вспоминая…
* * *
Те, кому по должности положено все знать, уже, оказывается,
все знали про эту лирику-романтику. Откуда – Мазур как-то и не интересовался. И
по Адмиралтейству покатилась такая мутная волна, поднялся такой шторм, что у
многих (а кое у кого даже в Кремле) началась форменная морская болезнь.
Завистники радовались. В коридорах Мазур ловил на себе
злорадные и довольные взгляды некоторых сослуживцев по Штабу ВМС.
Мазура таскали по кабинетам и отделам, допрашивали,
беседовали, интересовались деталями и подробностями предательства.
Именно так: предательства.
– Как вы могли, товарищ Мазур! Пока еще – товарищ!. Вы,
адмирал Российского флота, боевой офицер, более тридцати лет беспорочной службы
– и докатиться до чего?! Стать наймитом кучки каких-то нуворишей! Ты эти алмазы
не у африканской обезьяны упер – ты их у Государства упер! Своего государства!
Которое тебя, с-сука, кормило и одевало! Которому ты присягу, между прочим,
давал! Офицер, твою маму…
Примерно так изволил изъясняться, брызжа слюной, некий
чиновничек в форме кап-раза во время очередной «беседы».
И Мазур, к стыду своему, не выдержал. Сорвался. Дал волю
эмоциям.
– Да, блин, я офицер! – в ответ повысил голос
Мазур. – И всегда оставался офицером! Потомственным офицером, морским
офицером, воспитанным и выпестованным державой! Я – адмирал имперского флота, и
не сметь повышать голос на пока еще старшего по званию!
– Имперского? Какого еще имперского?
– А почему это вас так удивляет? До недавнего времени у
нас была держава, забыли уже? Которой вы тоже давали присягу! Клялись «защищать
до последней капли крови»! И как – защитили, хоть капельку пролили в этом
кабинетике? А я защищал! И проливал! И все Мазуры защищали, поддерживали честь
флага, сначала Андреевского, затем Советского и снова Андреевского! И, уж если
о том зашел разговор, то предки и моей покойной супруги, по фамилии, между
прочим, Вяземские, тоже отличились, в том числе и при Гран-Чако, если вам
известно, что это такое! Тенденция, знаете ли! Так что присягу я не нарушал, а
этими долбанными алмазами, государству не принадлежащими, занимался
исключительно во внеслужебное время! И подчиненных к этому делу не привлекал,
поверите ли, все сам! И миллионов с этого дела не получил! И свою дачу за этот
самый миллион руками матросиков не строил!
При этих словах кап-раз малость сник. И все равно сцена
получилась некрасивая…
