И только когда виконт вышел из нее, Арабелла негромко вскрикнула, но тут же осеклась. Виконту не хотелось, чтобы Арабелла подумала, что он остался недоволен ею. Он сел на край постели и снова дотронулся до щеки жены. Глаза виконта уже начали привыкать к темноте, однако он все же не смог разглядеть выражение ее лица.
– Боюсь, я причинил вам боль, – сказал он. – Но в следующий раз исполнение супружеского долга будет для вас не столь болезненным.
– Да, мама так и говорила, – ответила Арабелла. – Но вашей вины здесь нет, ваше сиятельство. Мама уверяет, что это бывает у всех невест в первую брачную ночь.
Виконт улыбнулся:
– Спокойной ночи, Арабелла.
– Спокойной ночи, ваше сиятельство.
Лорд Астор поймал себя на том, что улыбается, глядя на балдахин. Арабелла держалась, совсем как ребенок, не подбирая тщательно выражений, чего можно было бы ожидать от взрослой девушки.
Но, по крайней мере, приятно было сознавать, что с Арабеллой у него не возникнет никаких неприятностей. Она сама сказала, что будет покорной, верной своему долгу. И необычайным послушанием доказала свои слова.
Странно! Чувствовалось что-то почти эротическое в ее послушном маленьком теле, в том, как она молча отдавалась ему, как терпеливо сносила все, что он делал с ней. Виконт попытался представить себе Джинни, ведущую себя подобным образом, но тут же отбросил эту мысль. С его стороны нечестно было сравнивать этих женщин. Во всяком случае, не сегодня ночью, когда он только что покинул постель жены. Бедняжка, возможно, до сих пор не оправилась от потрясения и боли.
Глава 4
Вдовствующая виконтесса Астор и две ее незамужние дочери вернулись в Паркленд рано утром на следующий день, чтобы не задерживать уезжающих в Лондон. Арабелла встречала их у входной двери, которую держал открытой лакей. Сзади к ней подошел муж.
– Мама! – вскричала Арабелла, бросаясь в объятия матери с такой поспешностью, словно они не виделись целый месяц.
– А вот и мы, моя дорогая. – Мать погладила Арабеллу по спине. – Дай-ка я посмотрю на тебя. Леди Астор. Кто бы мог подумать, что в один прекрасный день мой титул перейдет к тебе? Ты выглядишь просто чудесно.
Арабелла не поверила комплименту матери. Она подозревала, что сейчас, с раскрасневшимися щеками, как никогда похожа на ребенка.
– Добро пожаловать домой, мадам, – произнес лорд Астор, выходя вперед и протягивая руку теще. – Мы отправимся в путь сразу, как только будем готовы.
Франсис захныкала, прижимая к лицу носовой платок:
– Белла, милая, как я рада за тебя! У тебя такой красивый муж. Возьму на себя смелость утверждать, что он даже красивее Теодора. Ты будешь безмерно счастлива.
– А ты очень опечалена тем, что покидаешь Теодора? – спросила Арабелла с сочувственным выражением на лице. – Должно быть, тебе ужасно тяжело, Франсис?
– Не знаю, почему ты так говоришь, Белла, – возразила Франсис, промокнула влажные глаза носовым платком и убрала его. – Сэр Теодор – просто сосед и хороший друг.
– Белла, Белла!… – Джемайма крутилась около них, ожидая, когда старшие сестры обратят на нее внимание. – А ты пришлешь мне подарок из Лондона? Не забудешь, Белла?
– Я не позволю ей забыть, – раздался голос лорда Астора, который закончил разговаривать с тещей. – Джемайма, что именно вы хотели бы получить?
Спустя полчаса дорожная карета лорда Астора тронулась в путь, за каретой с багажом следовали конюх из Паркленда и камердинер его сиятельства. Перед отъездом вдовствующая виконтесса поговорила с глазу на глаз с каждой из дочерей и обняла их.
– Судя по той благодушной атмосфере, которая царит между тобой и его сиятельством, прошлой ночью ты выполнила свой супружеский долг точно так, как я тебя учила, – обратилась мать к зардевшейся Арабелле. – Дорогая, надеюсь, ты и в дальнейшем будешь так поступать? Теперь тебе будет не столь страшно. Ох, ты такая молоденькая, а уже замужняя леди. Думаю, не пройдет и двух лет, как ты будешь нянчить ребенка.
При расставании мать и Франсис расплакались, а Арабелла сдержалась. Меньше всего на свете ей хотелось предстать перед взором лорда Астора с покрасневшим носом и заплаканными глазами.
* * *
Арабелла радовалась тому, что они уезжают в Лондон, но на душе у нее все же было тревожно, поскольку предстояло долгое трехдневное путешествие, в конце которого ее ждали столица, светский сезон и высшее общество.
Однако несмотря на все это, она была довольна, что их путешествие началось. Болью в сердце отозвалось прощание с мамой и Джемаймой, ведь она никогда не разлучалась с ними больше чем на день. Немного облегчило расставание с родными только то, что первые полчаса путешествия Арабелла была вынуждена утешать рыдающую сестру. Арабелла подумала, что, будь прощание более долгим, она могла бы и не выдержать.
А может, ее радость была вызвана тем, что брачная ночь прошла благополучно и впереди ее ждет совершенно новая жизнь. Честно говоря, и Лондон, и светский сезон Арабелла ожидала не только с тревогой, но и с радостным возбуждением. Ведь она всегда мечтала увидеть высшее общество, к которому принадлежала по праву рождения. Как будет чудесно посетить настоящий бал, посмотреть спектакль в настоящем театре или увидеть королеву! Если, конечно, их бедный король здоров. А еще Арабеллу радовало то, что дорога займет три дня. Потому что все это время она не будет оставаться с мужем наедине, а значит, и не будет испытывать неловкость. После того как Франсис наконец пришла в себя, виконт завел с ней разговор, удовлетворяя ее любопытство насчет последней лондонской моды на шляпки. Франсис всегда знала, какие разговоры приличествует вести леди, но, проживая в Паркленде, интересовалась модой не больше, чем Арабелла. Почему же сейчас она не находила другой темы для разговора?
Арабелла вспомнила, что вчерашний вечер был для нее настоящим мучением. Сам день прошел не так уж плохо, поскольку их окружали родные и друзья. И даже когда она стояла с лордом Астором у алтаря, то знала, что ей следует говорить. Ответы на вопросы священника были традиционными, и Арабелла без труда справилась с ними. Но за ужином и вечером они остались с лордом Астором наедине, и ее вновь почти парализовал страх от осознания того, насколько она не подходит такому красивому джентльмену. Просто невыносимо было думать о том, что виконт, возможно, с отвращением смотрит на полную коротышку с детским лицом, сидящую рядом с ним, и с горечью понимает, что это его жена.
Арабелла с ужасом обнаружила, что буквально лишилась дара речи. Она не могла придумать ни одной подходящей темы для разговора, хотя лихорадочно перебирала их в уме, пережевывая пищу гораздо медленнее, чем это было необходимо. А в те редкие минуты, когда она забывалась, Арабелла ловила себя на том, что болтает о Георге или своей лошади Эмили. Она даже допустила страшную бестактность – поинтересовалась у мужа здоровьем короля, хотя прекрасно знала, что этикет требует избегать этой темы. Кто пожелал бы признать тот факт, что король Англии – этот несчастный, благородный джентльмен – сошел с ума? Лучше бы она спросила о принце-регенте или принцессе Шарлотте. Но о них Арабелла, к сожалению, не вспомнила.
